Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 1» онлайн - страница 196

Эдвард Гиббон

Войны и дела государственного управления составляют главное содержание истории, но число лиц, действующих на этой сцене, бывает различно, смотря по тому, в каких усло­виях находится общество. В великих монархиях миллионы послушных подданных предаются своим полезным занятиям в мире и в неизвестности. Тогда внимание как писателя, так и читателя сосредоточивается на дворе, на столице, на регу­лярной армии и на тех местностях, которые случайно дела­ются театром войны. Но когда какой-нибудь варварский на­род живет в полной свободе, когда возникают внутренние потрясения или когда общество организовалось в маленькую республику, тогда почти для каждого члена общины от­крывается поле деятельности и вместе с тем случай приобре­сти известность. Неправильные разделения и неугомонные передвижения германских племен поражают наше вообра­жение и как бы увеличивают их число. Но ввиду бесконеч­ного перечисления королей и воинов, армий и народов мы не должны забывать, что одни и те же предметы беспрестанно появляются перед нашими глазами с новыми названиями и что самые блестящие названия нередко давались самым не­значительным предметам. 

ГЛАВА X.

Императоры Деций, Галл, Эмилиан, Валериан и Галлиен. - Вторжение варваров. - Тридцать тиранов.

От Столетних игр, отпразднованных Филиппом, до смерти императора Галлиена прошло двадцать лет, полных позора и бедствий. В течение этого злосчастного периода каждая ми­нута приносила с собой новую беду и каждая провинция страдала от вторжения варваров и от деспотизма военных тиранов так, что разоренная империя, казалось, была близка к моменту своего окончательного распадения. Как царившая в ту пору безурядица, так и бедность исторических сведений ставят в затруднение историка, который желал бы придать своему рассказу ясность и последовательность. Имея под ру­кою лишь отрывочные сведения, всегда краткие, нередко со­мнительные, а иногда и противоречащие одно другому, он вынужден делать между ними выбор, сравнивать их между собою и высказывать догадки; но хотя он и не должен бы был ставить эти догадки в один ряд с достоверными фактами, од­нако, зная, какое влияние производят разнузданные страсти на человеческую натуру, он в некоторых случаях может вос­полнять недостатки исторического материала.

Так, например, вовсе не трудно представить себе, что на­сильственная смерть стольких императоров ослабила узы взаимной преданности, связывавшие государя с его народом, что все полководцы Филиппа были расположены следовать примеру своего повелителя и что каприз армий, давно свыкнувшихся с частыми и насильственными переворотами, мог неожиданно возвести на престол какого-нибудь ничтожного солдата. История может к этому присовокупить только то, что восстание против императора Филиппа вспыхнуло летом 249 года в среде легионов, стоявших в Мезии, и что выбор мятежников пал на одного из военачальников низшего ран­га по имени Марин. Филипп встревожился. Он опасался, чтобы измена Мезийской армии не была первой искрой все­общего пожара. Мучимый сознанием своей вины и угрожавшей ему опасности, он сообщил известие о мятеже сенату. Мертвое молчание - результат страха, а может быть, и не­расположения к императору - царствовало в этом собрании, пока наконец один из сенаторов, по имени Деций, не вооду­шевился приличным его благородному происхождению му­жеством и не заговорил с той неустрашимостью, которой не­доставало самому императору. Он отозвался с презрением о заговоре, как о внезапной и ничтожной вспышке, а о сопер­нике Филиппа - как о коронованном призраке, который че­рез несколько дней будет низвергнут тем самым капризом, который возвысил его. Скорое исполнение этого предсказа­ния внушило Филиппу справедливое уважение к такому способному советнику, и он вообразил, что Деций - единст­венный человек, способный восстановить спокойствие и дис­циплину в армии, в которой дух мятежа не стихнул и после умерщвления Марина. Деций, долго не соглашавшийся принять на себя это поручение, как кажется, указывал им­ператору на то, что очень опасно ставить честного человека лицом к лицу с солдатами, проникнутыми чувствами злобы и страха; его предсказание еще раз оправдалось на деле. Мезийские легионы заставили своего судью сделаться их сообщ­ником. Они предоставили ему выбор между смертью и импе­раторским достоинством. После такого решительного заявле­ния он уже не мог колебаться в том, что ему следовало де­лать. Он повел свою армию или скорее последовал за нею в пределы Италии, куда вышел к нему навстречу Филипп, собравший все свои силы для того, чтобы отразить грозного со­искателя престола, созданного им самим. Императорские войска имели на своей стороне численный перевес, но мя­тежная армия состояла из ветеранов, которыми командовал способный и опытный военачальник. Филипп был или убит во время сражения, или умерщвлен через несколько дней в Вероне. Его сын и сотоварищ по званию императора был умерщвлен в Риме преторианцами, и победоносный Деций, гораздо менее преступный, чем большинство узурпаторов того века, был признан и сенатом и провинциями. Немедлен­но после того, как он принял против воли титул Августа, он, как рассказывают, обратился к Филиппу с секретным пись­мом, в котором уверял его в своей невиновности и преданно­сти и торжественно клялся, что по своем прибытии в Италию он сложит с себя императорское звание и возвратится в прежнее положение послушного подданного. Может быть, эти уверения и были искренны, но при том высоком положе­нии, на которое его вознесла фортуна, он едва ли мог про­щать или получать прощение.