Читать «Царица Савская» онлайн - страница 34

Однажды сидели на троне суда Сулейман и Билкис и открывали друг другу тайны. Оба сердца были обращены к правде, не подверженные влиянию лжи и обмана. Сказал царь истинной веры Сулейман: «Хотя я имею царское кольцо, Не проходит ни один день и ни один человек через мои ворота, Чтобы я не посмотрел на его руки. Только тот, кто приходит не с пустыми руками, Завоевывает уважение в моих глазах». Тогда Билкис смущенно выдала тайну От чистого сердца и сказала: «Никогда, ни ночью, ни днем, не пройдет мимо меня юноша, Кому бы вслед я страстно не посмотрела И не сказала бы себе, Ах, если бы он утолил мою страждущую душу!

Нас удивляет непринужденность изображения придворной жизни в этом тексте. Соломон жаждет подарков, Билкис тоскует по любви и симпатии.

Но художник, изобразивший эту сцену, дает «беспутным мыслям» интересное истолкование: царь и царица равноправно сидят друг с другом на одном и том же троне. Злой дух позади царя изгнан в сад, тогда как сам царь разговаривает с одним из своих крылатых добрых джиннов. Но более содержательно изображена царица: положение головы и направление взгляда по диагонали фокусируют внимание на сцене, которая разыгрывается слева внизу у входа во дворец. Там изображен человек вполоборота, протягивающий милостыню нищему. Как же выглядит этот щедрый молодой человек?

На нем одежда, по окраске и вышивке похожая на Соломонову, а красную накидку он набросил точно, как царица Билкис. То, чего добивался художник этим изображением, удачнее всего можно назвать социальной интерпретацией текста Джами. Книга изображает двух самовлюбленных, эгоистичных монархов: жадного до подарков Соломона и жаждущую любовных утех царицу. А художник показывает щедрость, добродетель царей, которые делятся и с другими. Изображены не берущие царь и царица, а дающий юноша, в котором, вплоть до одежды и черт лица «отображены» царь и царица. Щедрость, говорит нам картина, вот истинная добродетель монарха!

Миниатюра была нарисована для султана Ибрагима Мирзы (1540–1577) и задумана как завуалированный призыв к социальной ответственности государя.

Не в пример жестче осуждает поэт Низами дурные привычки Соломона и Билкис. В своем собрании сочинений он рассказывает о женитьбе и рождении парализованного ребенка. Этот ребенок мог быть исцелен при условии, что августейшая чета откроет Аллаху свои тайные желания. Царица признается, что хочет обмануть своего супруга. Царь же признается, что, несмотря на огромные богатства, вожделеет к чужому добру. Низами предлагает, можно сказать, современное истолкование: тот, кто во время религиозного таинства признается и высказывает сокровенное, получает спасение и исцеление. Наоборот, умолчание влечет паралич и болезнь — глубокомысленный и вполне убедительный для современного сознания вывод.

Царица Билкис изображалась не только как представительница придворной культуры. На миниатюре 1590 г. она лежит под деревом, непринужденно опершись на подушки. Напротив нее на пальме сидит удод с письмом Соломона в клюве. Ее облегающее фигуру одеяние украшает орнамент из вьющихся растений, куда вписаны человеческие и звериные головы. Кажется даже, что растительность пробивается сквозь них. Это переплетение растительных, животных и человеческих элементов отражает не только особую склонность к естественному, живому миру. Здесь ощущается даже некое мистическое единение, которое нас, возможно, удивляет. Ведь ислам часто изображается как жестко следующая законам религия. Этот предрассудок, ввиду тех мистических течений, которые всегда сопровождали религиозный и политический радикализм ислама, особенно отчетливо проявляется в мистике суфизма; с этим направлением исламской религии был тесно связан царский дом Сафавидов.