Читать «Сказки об Италии и не только... (сборник)» онлайн - страница 160

За стеною – стон Татьяны. Петр вскакивает, растерянно оглядываясь вокруг. Елена встает с места спокойно. Петр тихо.

Это… Таня? А мы… тут… ЕЛЕНА (проходя мимо его). Мы не сделали ничего дурного…

ГОЛОС ТАТЬЯНЫ. Пить… дайте пить…

ЕЛЕНА. Иду… (Улыбаясь Петру, уходит.)

Петр стоит, схватив голову руками, и растерянно смотрит пред собой. Дверь из сеней отворяется, и Акулина Ивановна громко шепчет.

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Петя! Петя – ты где?..

ПЕТР. Здесь…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Иди обедать…

ПЕТР. Не хочу… не пойду…

ЕЛЕНА (выходит). Он пойдет ко мне…

Акулина Ивановна недовольно оглядывает ее и скрывается.

ПЕТР ( бросаясь к Елене). Как это вышло… нехорошо! Там она лежит… а мы… мы… ЕЛЕНА. Идемте-ка… Что тут нехорошего? Даже в театре после драмы дают что-нибудь веселое… а в жизни это еще более необходимо…

Петр прижимается к ней, и она уводит его под руку.

ТАТЬЯНА (стонет хрипло). Лена!.. Лена!..

Вбегает Поля.

З а н а в е с

Действие четвертое

Та же комната.

Вечер. Комната освещена лампой, стоящей на столе. Поля собирает посуду для чая. Татьяна, больная, лежит на кушетке в углу, в полутьме. Цветаева – на стуле около нее.

ТАТЬЯНА (тихо, укоризненно). Думаешь, я не хотела бы смотреть на жизнь вот так же весело и бодро, как ты? О, я хочу… но – не могу! Я родилась без веры в сердце… Я научилась рассуждать… ЦВЕТАЕВА. Голубчик! Ты слишком много рассуждаешь… А ведь – ты согласись, – не стоит быть умным человеком для того, чтоб только рассуждать… Рассудок – это хорошо, но… видишь ли, чтоб человеку жилось не скучно и не тяжело, он должен быть немножко фантазером… он должен, – хоть не часто, – заглядывать вперед, в будущее…

Поля, внимательно слушая речь Цветаевой, улыбается ласково, задумчиво.

ТАТЬЯНА. Что там, впереди?

ЦВЕТАЕВА. Все, что захочешь видеть!

ТАТЬЯНА. Да-а… нужно выдумать!

ЦВЕТАЕВА. Поверить нужно…

ТАТЬЯНА. Во что?

ЦВЕТАЕВА. В свою мечту. Ты знаешь… когда я смотрю в глаза моих мальчишек, я думаю о них: вот Новиков. Он кончит школу, пойдет в гимназию… потом – университет… он будет доктором, мне кажется! Такой солидный мальчик, внимательный, добрый… лоб у него – огромный. Он очень любящий… он будет очень много работать, бескорыстный, славный… и люди будут его очень любить, уважать… я это знаю! И однажды, вспоминая свое детство, он вспомнит, как учительница Цветаева, играя с ним во время перемены, разбила ему нос… А может, и не вспомнит… ну, все равно!.. Нет, вспомнит, я думаю… он очень любит меня. Есть у меня рассеянный, растрепанный, всегда чумазый Клоков. Он вечный спорщик, задира, озорник. Он – сирота, живет у дяди, ночного сторожа… он – почти нищий… но такой гордый, смелый! Я думаю – он будет журналистом. Ах, сколько у меня интересных мальчишек! И как-то невольно всегда думаешь о том, что будет с ними, какую роль они сыграют в жизни… Ужасно интересно представлять себе, как будут жить мои ученики… Ты видишь, Таня, это ведь немного… но если б ты знала, как приятно!

ТАТЬЯНА. А ты? Где ты сама? Твои ученики будут жить… быть может, очень хорошо… а ты тогда уже…

ЦВЕТАЕВА. Умру? Вот еще! Нет, я намерена жить долго…

ПОЛЯ (негромко, ласково, как бы вздыхая). Какая милая вы, Маша! Какая славная…

ЦВЕТАЕВА (улыбаясь Поле). Запела коноплянка… Ты знаешь, Таня, я не сентиментальна… но когда подумаю о будущем… о людях в будущем, о жизни – мне делается как-то сладко-грустно… Как будто в сердце у меня сияет осенний, бодрый день… знаешь – бывают такие дни осенью: в ясном небе – спокойное солнце, воздух – глубокий, прозрачный, вдали все так отчетливо… свежо, но не холодно, тепло, а не жарко…

ТАТЬЯНА. Все это… сказки… Я, впрочем, допускаю… быть может, вы – ты, Нил, Шишкин – и все похожие на вас… быть может, вы, действительно, способны жить мечтами… Я – не могу.

ЦВЕТАЕВА. Нет, подожди… Ведь не одни мечты…

ТАТЬЯНА. Мне ничто, никогда не казалось достоверным… кроме того разве, что вот это – я, это – стена… Когда я говорю – да или – нет… я это говорю не по убеждению… а как-то так… я просто отвечаю, и – только. Право! Иногда скажешь – нет! и тотчас же подумаешь про себя – разве? а может быть, – да?

ЦВЕТАЕВА. Тебе нравится это… Присмотрись-ка к себе, – не находишь ли ты что-то приятное для себя в таком… раздвоении души? А может быть, – ты боишься верить… ведь вера – обязывает…

ТАТЬЯНА. Не знаю… не знаю. Заставь меня поверить. Ведь вот – других вы заставляете верить вам…

(Тихо смеется.) А мне жалко людей, которые верят вам… ведь вы их обманываете! Ведь жизнь всегда была такая, как теперь… мутная, тесная… и всегда будет такая!

ЦВЕТАЕВА (улыбаясь). Разве? А может быть, – нет?

ПОЛЯ (как бы про себя). Нет!

ТАТЬЯНА. Ты что сказала?

ПОЛЯ. Я говорю – не будет!

ЦВЕТАЕВА. Молодец, тихая птичка коноплянка!

ТАТЬЯНА. Вот одна из несчастных… верующих. А спроси ты ее, – почему нет? Почему изменится жизнь? Спроси…

ПОЛЯ (тихо подходя поближе). Ведь, видите, какое дело, – не все еще люди живут! Очень мало людей жизнью пользуются… множеству их жить-то и некогда совсем… они только работают, куска хлеба ради… а вот, когда и они…

ШИШКИН (входит быстро). Добрый вечер! (Поле.) Здравствуйте, русоволосая дочь короля Дункана.

ПОЛЯ. Что? Какого короля?

ШИШКИН. Ага-а! Поймал! Вижу теперь, что Гейне-то вы не читали, хотя книжка у вас находится более двух недель. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!

ТАТЬЯНА (протягивая руку). Ей теперь не до книг… Она выходит замуж…

ШИШКИН. Но-о? За кого это? а?

ЦВЕТАЕВА. За Нила…

ШИШКИН. А-а! В этом случае – еще могу поздравить… Но, вообще говоря, это не умная штука – жениться, выходить замуж и прочее в этом духе… Брак при современных условиях…

ТАТЬЯНА. Ой, нет, не надо! Избавьте! Вы уже не однажды высказывались по этому поводу…

ШИШКИН. Когда так, – молчу! Кстати – мне и некогда. (Цветаевой.) Вы идете со мной? Прекрасно! Петра – нет?

ПОЛЯ. Он наверху…

ШИШКИН. Мм… Нет, не пойду к нему! Я попрошу вас, Татьяна Васильевна… или вас, Поля… скажите ему, что я… опять того, знаете… то есть, что урок у Прохорова – свободен…

ЦВЕТАЕВА. Опять? Ну, не везет вам!

ТАТЬЯНА. Вы поругались?

ШИШКИН. Собственно говоря… не очень! Я – сдержанно…

ЦВЕТАЕВА. Но – из-за чего? Ведь вы же сами хвалили Прохорова?..

ШИШКИН. Увы! Хвалил… черт побери! И, в сущности, он… порядочнее многих… неглуп… немножко вот – хвастун… болтлив и вообще (неожиданно и горячо)  – порядочная скотина!

ТАТЬЯНА. Едва ли теперь Петр станет доставать вам уроки…

ШИШКИН. Н-да, пожалуй, рассердится он…

ЦВЕТАЕВА. Да что у вас вышло с Прохоровым?

ШИШКИН. Представьте себе, он – антисемит!

ТАТЬЯНА. А вам какое дело до этого?

ШИШКИН. Ну, знаете… неприлично это! Недостойно интеллигентного человека! И вообще он – буржуй! Хотя бы такая история: его горничная ходила в воскресную школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне пользу воскресных школ… о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что я-де один из инициаторов устройства школы. И вот недавно, в воскресенье, приходит он домой и – ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша? В школе. Ага! И – запретил горничной посещать школу! Это как назвать, по-вашему?