Читать «Сказки об Италии и не только... (сборник)» онлайн - страница 130

Максим Горький

Поля, улыбаясь, кивает отцу головой.

БЕССЕМЁНОВ. А зачем продавал, коли так.

ПЕРЧИХИН (придерживаясь за спинки стульев, ходит вокруг стола). Цену хорошую дали…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. А что тебе деньги? Все равно зря промотаешь…

ПЕРЧИХИН (усаживаясь). Верно, мать! Деньги мне не к рукам… верно!

БЕССЕМЁНОВ. Значит, опять-таки не было резона продавать…

ПЕРЧИХИН. Был резон. Слепнуть стала птица… стало быть, скоро помрет…

БЕССЕМЁНОВ (усмехаясь). Ты однако не совсем дурак…

ПЕРЧИХИН. Рази я это от ума поступил? Это от низости натуры моей…

ПЕТР и ТЕТЕРЕВ входят.

ТАТЬЯНА. А Нил где?

ПЕТР. Ушел с Шишкиным на репетицию.

БЕССЕМЁНОВ. Где это они играть хотят?

ПЕТР. В манеже. Спектакль для солдат.

ПЕРЧИХИН (Тетереву). Божьей дудке – почтение! Синиц ловить идем, дядя?

ТЕТЕРЕВ. Можно. А когда?

ПЕРЧИХИН. Хоть завтра.

ТЕТЕРЕВ. Не могу. Покойник есть…

ПЕРЧИХИН. До обедни?

ТЕТЕРЕВ. Могу. Заходи. Акулина Ивановна! А не осталось ли чего-нибудь от обеда? Каши или в этом роде чего-либо?..

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Изволь, батюшка, есть. Поля, принеси-ка там…

Поля уходит.

ТЕТЕРЕВ. Премного благодарен. Ибо сегодня, как вам это известно, не обедал я по случаю похорон и свадьбы…

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Знаю, знаю…

Петр, взяв налитый стакан, уходит в комнату за аркой, сопровождаемый испытующим взглядом отца и недружелюбным Тетерева. Несколько секунд все пьют и едят молча.

БЕССЕМЁНОВ. А хорошо ты, Терентий Хрисанфович, заработаешь в этом месяце. Почти каждый день покойник.

ТЕТЕРЕВ. Везет… ничего.

БЕССЕМЁНОВ. И свадьбы часто…

ТЕТЕРЕВ. И женятся усердно…

БЕССЕМЁНОВ. Вот накопи деньжат, да и сам женись.

ТЕТЕРЕВ. Не хочется…

Татьяна уходит к брату, и между ними начинается тихая беседа.

ПЕРЧИХИН. Не женись, не надо! Нашему брату, чудаку, женитьба ни к чему. Лучше пойдем снегирей ловить…

ТЕТЕРЕВ. Согласен…

ПЕРЧИХИН. Расчудесное это занятие – снегирей ловить! Только что снег выпал, земля словно в пасхальную ризу одета… чистота, сияние и кроткая тишина вокруг. Особенно ежели день солнечный – душа поет от радости! На деревьях еще осенний лист золотом отливает, а уж ветки серебрецом снежка пухлого присыпаны… И вот на этакую умилительную красоту – гурлы! гурлы! – вдруг с небес чистых стайка красных птичек опустится, цви! цви! цви! И словно маки расцветут. Толстенькие эдакие пичужки, степенные, вроде генералов. Ходят и ворчат и скрипят – умиление души! Сам бы в снегиря обратился, чтобы с ними порыться в снегу… эх!..

БЕССЕМЁНОВ. Глупая птица, снегирь.

ПЕРЧИХИН. Я сам глупый…

ТЕТЕРЕВ. Рассказано хорошо…

АКУЛИНА ИВАНОВНА (Перчихину). Младенец ты…

ПЕРЧИХИН. Люблю птичек ловить! Что есть на свете лучше певчей птицы?

БЕССЕМЁНОВ. А ловить ее, птицу-то, грех. Знаешь?

ПЕРЧИХИН. Знаю. Но ежели люблю? И ничего кроме делать не умею. Я так полагаю, что всякое дело любовью освящается…

БЕССЕМЁНОВ. Всякое?

ПЕРЧИХИН. Всякое!

БЕССЕМЁНОВ. А ежели кто любит чужую собственность прикарманивать?

ПЕРЧИХИН. Это уж будет не дело, а воровство.

БЕССЕМЁНОВ. Мм… Оно пожалуй…

АКУЛИНА ИВАНОВНА (зевая). Охо-хо! Скушно что-то… И как это по вечерам скушно всегда… Хоть бы ты, Терентий Хрисанфович, гитару свою принес да поиграл бы…

ТЕТЕРЕВ (спокойно). При найме мною квартиры, достопочтенная Акулина Ивановна, я не брал на себя обязанности увеселять вас…

АКУЛИНА ИВАНОВНА (не разобрав). Как ты сказал?

ТЕТЕРЕВ. Громко и внятно.

БЕССЕМЁНОВ (с удивлением и досадой). Смотрю я на тебя, Терентий Хрисанфович, и дивуюсь. Человек ты… извини за выражение, совсем… никудышный – никчёмный, но гордость в тебе – чисто барская. Откуда бы?

ТЕТЕРЕВ (спокойно). Врожденная…

БЕССЕМЁНОВ. Чем же ты гордишься-то, скажи на милость?

АКУЛИНА ИВАНОВНА. Так это он – чудачит все. Какая в нем гордость может быть?

ТАТЬЯНА. Мама!

АКУЛИНА ИВАНОВНА (встрепенувшись). А? Ты что?