Читать «Это было» онлайн - страница 33

Леонид Сергеевич Ленч

Юмористические писания, лишенные национального колорита, подобны бумажным цветам. Похожи на живые, а все-таки не живые.

На мой взгляд, русский юмор ярче всего выражен у Чехова - с его изяществом, глубиной, с легким налетом грусти в самых, казалось бы, веселых рассказах, в таких, как "Роман с контрабасом", например. Могучий юмор Гоголя, как мне кажется, — это слияние двух национальных стихий смеха: украинской и русской.

Чехов облагородил русский юмористический рассказ. Когда Чехов начинал свою литературную деятельность, в это время культура такого рассказа в России уже существовала. Достаточно назвать Лейкина.

Чем отличался Лейкин от Чехова?

Мне кажется, что в каждом юмористическом опусе Чехова, за каждым самым "пустяшным" его рассказом стояла жизнь в ее красочном многообразии. У Лейкина этого не было. Но он был способный писатель. Он имел своего читателя - купца. Купцы его обожали. Это был их самый любимый писатель. Он писал смешно, но это был бескрылый бытописатель, не больше.

И это тоже резко отделяло его от острого реализма Чехова.

После Чехова развитие короткого юмористического и сатирического рассказа в России шло очень интенсивно и очень интересно.

Конечно, здесь нужно сказать о сатириконцах. Главные из них - это Аверченко, Тэффи и Бухов.

Сатириконцы в лучших своих рассказах продолжали чеховскую линию юмористического короткого рассказа, но в целом, как мне кажется, они перенесли на русскую почву европейские тенденции юмора и европейскую школу юмора. (Не случайно Джером Джером был переведен сатириконцем Георгием Александровичем Ландау и издан впервые в библиотеке "Сатирикона".)

В чем, с моей точки зрения, здесь было отступление от чеховской линии?

В том, что вместо чеховской реалистической глубинной содержательности, вместо жизнерадостности чеховского юмора, вместо чеховской сатирической усмешки возникла эксцентрика. Стали широко культивироваться приемы гротескного изображения действительности.

Но дело в том, что приемом гротеска в юморе пользоваться, думается, надо очень осторожно, потому что грубость преувеличения убивает самый юмор. Я вижу главную прелесть чеховского юмора в его психологической правде. У Чехова всегда наличествует психологическая правдивость в его юмористических рассказах. Она и подкупает, и смешит.

Некоторые свои рассказы, где были сделаны отступления от психологической правды, от правды вообще, где был гротеск во имя смешного, Чехов затем в собрании сочинений исправлял.

Помните рассказ о дачниках? Муж и жена на платформе мечтают о том, как они пойдут сейчас домой, побудут одни, отдохнут... И вдруг подходит поезд и приезжают родственники. Муж и жена думают теперь о другом - о том, что дома у них один рябчик на двоих, и этого рябчика гости съедят, и что настал конец тихой, спокойной жизни!.. У Чехова в рассказе, который был напечатан в "Осколках", конец такой: потрясенный муж бросается под поезд, жена утопилась в пруду, и автор говорит: "Как хорошо, что у меня нет родственников!" Чехов для книжки исправил эту концовку - она ему показалась слишком грубоватой для точного и житейски правдивого рассказа, — гротеск был убран.