Читать «Иди до конца» онлайн - страница 66

Сергей Александрович Снегов

— Сам ты поступил бы, как он?

— Нет, — сердито ответил Терентьев. — Я слишком самолюбив для этого. Но я не хочу всех стричь под свою гребенку. И я не считаю, что самолюбие относится к числу человеческих достоинств.

— Дело не в самолюбии, а в порядочности! Ты порядочный человек, а он нет. Непорядочных людей надо наказывать, чтоб пакости не сходили им с рук легко.

— За что ты его собираешься наказывать? Он написал, в общем, неплохую диссертацию, правильно объяснил эксперименты…

— Вот-вот! — закричал Щетинин. — За это самое — за правильность! Сам бы он до нее не добрался. Исследования его — заемные, а научная степень ему достанется личная! Я не хочу, чтоб совершилась эта несправедливость — награда не по заслугам.

— Иначе говоря, ты продолжаешь считать его вором, настаиваешь на плагиате?

— Нет! Тут я погорячился, признаю. Прямого плагиата не было, он не приписывал себе твои открытия. Но поступок его неэтичен, он недостоин ученого. Вот на чем я настаиваю — ловкачам не место в науке. Я напишу свой личный протест в ВАК, если ты откажешься присоединиться.

Терентьев не ответил. Некрасивый Щетинин, злясь, напоминал взъерошенного зверька, готового накинуться даже на того, кто его погладит. Переубеждать его, особенно когда он рассержен, — нелегкий труд. Но Терентьев думал не о возражениях Щетинину, а о Ларисе. Для нее доклад Черданцева оказался неожиданным, как и для Терентьева. В этом было что-то очень важное, но Щетинин не давал спокойно продумать, где тут истинный корень дела. Одно знал о себе Терентьев: первое возмущение от доклада прошло, многих мыслей, сгоряча одолевших его на защите, он уже не принимал. Правда лежала где-то в стороне, не у него и не у Черданцева; нужно было спокойно и объективно допытываться правды, а не кричать и размахивать руками, как Щетинин.

Щетинин в возмущении топнул ногой, остановившись перед Терентьевым.

— Чего ты молчишь? О чем думаешь?

— Я хочу тебя спросить вот о чем, — сказал Терентьев. — Допусти на минуту, что меня официально назначили руководителем его темы. В этом случае он мог ведь все явления толковать сообразно моим представлениям? Иначе зачем тогда и руководитель, зачем создаются научные школы?

— Но ты не был его руководителем, пойми, ты не был!

— Значит, дело в словечке «руководитель»? Был бы выпущен приказ с этим словечком, не было бы у Черданцева проступка, нет этого приказа — проступок. Вот о чем у нас идет спор — о словах, а не о существе, самый дрянной, самый никчемный спор…

Щетинин так разволновался, что у него запрыгали губы. Начиналось то самое, чего он опасался. Чтоб оправдать свою трусость, Терентьев срочно придумывал очередную фантастическую теорию. Теперь он будет носиться с ней, как дурень с писаной торбой! Щетинин горячо и быстро заговорил, не давая Терентьеву вставить словечко. Все это ерунда, абсолютнейший вздор, неумная софистика! Спор не о словах, о деле, поступках, о законной награде за работу. Кто трудился над разработкой структурной активности ионов в растворе? Терентьев? Значит, ему за это — признание, степени, слава, вовсе не Черданцеву — гнать подальше от науки проходимца! Все остальное или сладенькое толстовство — этакие голубенькие христосики, или, по-современному, пошлейшая уравниловка! Да, уравниловка! Вот самое точное, самое убийственное определение — уравниловка! Тем, что ты оправдываешь использовавшего твои мысли Черданцева, ты не одним собой поступаешься, нет, ты замахиваешься на священные принципы — уравниваешь дурака и талант, трудягу и тунеядца, создателя и стяжателя… Нет, но только сейчас, даже и в отдаленном будущем, при развитом коммунизме, будет жить этот вечный принцип: почет и признание тому, кто заслуживает почета и признания…