Читать «Иди до конца» онлайн - страница 58

Но когда Черданцев заговорил, Терентьева поразила первая же высказанная им мысль. С каждой новой фразой удивление Терентьева возрастало. Если в чертежах и графиках он узнал лишь то, о чем пространно толковал Черданцев раньше, то в объяснениях открывал свои собственные идеи. Черданцев ясными и завершенными фразами излагал гипотезы и взгляды Терентьева. Он хорошо слушал, этот юнец, запоминал каждое слово, Он совершил даже отделочную работу — отбросил, что было посложнее, выстроил разрозненные высказывания в какую-то свою систему. Он не просто заимствовал, еще и упрощал, это было то, что иногда называется среди ученых нехорошим словом — популяризация. Черданцев подогнал еще не опубликованные исследования Терентьева к своему уровню понимания.

А еще через некоторое время Терентьев услышал и то, чего уже совсем не ожидал услышать. Черданцев, подводя итоги, снова объяснял свои эксперименты с помощью разработанных Терентьевым теоретических представлений. Об этих мыслях, найденных перед отпуском, знали лишь сам Терентьев, Лариса да еще, пожалуй, Щетинин. Терентьев с негодованием вглядывался в Ларису, он хотел понять, с каким чувством она принимает доклад. Лица ее не было видно, голова опущена — она ни на кого не смотрела. Да, это так — она наслаждалась успехом! Последние научные находки Терентьева передала Черданцеву она — теперь это несомненно!

Черданцев докладывал, стоя боком к Терентьеву. В профиль его усики казались игрушечными — тонкая полоска, наклеенная на губе. Зато выступал вперед накрахмаленный воротник, а красноватый галстук сбоку походил на вмонтированную в воротник редиску с пушистым хвостом. Терентьев до того ненавидел этого человека, с легкостью оперировавшего чужими мыслями, что и внешность его казалась отвратительной. Терентьев с болью вспомнил, как сам добирался до своих идей, как волновался, приходил в восторг, ощущая еще неясную близость чего-то нового и значительного, потом разочаровывался, впадал в отчаяние, и снова его охватывали волнение и восторг, близость открытия становилась ощутимой — находка нового подобна родовым потугам, воистину все в мире рождается в муках! Где они здесь, родовые муки? Понимает ли Черданцев, что значат для Терентьева эти мысли? Вот, сказал бы я, вот, смотрите, все это открыто мною, а мог бы сделать много больше, если бы не отстранили меня насильно от науки! Щетинин как-то выразился: «Основополагающие твои мысли», — для меня они были лить оправдательными — оправдывали самое мое существование на свете!.. Непринужденно, непринужденно говорит о них Черданцев, непринужденно, как о чем-то давно известном, чуть ли не надоевшем!..

Черданцев вдруг оглянулся на Терентьева. Их взгляды пересеклись. Черданцев отвернулся и ровно произнес, видимо, загодя приготовленную фразу: «Разумеется, я излагаю здесь не плод своих личных исследований, а теоретические воззрения современной науки, разработанные в последние годы». Он больше не смотрел на Терентьева. Он отдал ему дань. Видимо, об этом он и собирался поговорить перед докладом: поставить в известность — как бы чего не вышло, — что совершит благопристойную ссылку. Он даже расшаркался — теоретические воззрения современной науки! Нет больше мучительных поисков, радостных находок Терентьева, просто общепринятые научные взгляды, что-то безымянное, но зато вполне на уровне последних достижений! За руку Черданцева не схватишь, он ничего себе не присваивает, он просто использует успехи науки для своего собственного успеха! И ты не встанешь, ты не скажешь, протестуя: «А между прочим, этот успех науки — я!» Боже, как бы на тебя посмотрели, как бы на тебя посмотрели, если бы ты это сделал! Наверно, кто-нибудь даже прошипел бы язвительно: «Я бы на вашем месте порадовался, что ваши мысли объявили успехом науки!» А Лариса не поднимает головы, ни разу не подняла головы! Любовь слепа, любовь глуха, только это, видимо, и нужно, чтоб тебе было двадцать пять лет, а не сорок два, и тогда разрастается такая воспринимающая, такая слепая и глухая любовь!