Читать «Жаркие горы» онлайн - страница 55

Александр Александрович Щелоков

— Точно, обнюхают. Этого будет достаточно. Мои люди все время рядом. Крепкие люди. У них глаза широко открыты. Ты не опасайся совершенно.

Слово «совершенно», должно быть, очень понравилось Мансуру, и он повторил:

— Ты совершенно не опасайся. Понимаешь?

Черкашин понял и пошел на базар.

Теперь, толкаясь в толпе, он боками ощущал, что здесь совершенно не безопасно. Его тискали, затирали, закручивали, Он внимательно вглядывался в лица, но так и не заметил ни опекунов, обещанных майором, ни подозрительных лиц, из числа тех, кто должен был его «обнюхивать».

Базар жил своей, ни с чем не сравнимой жизнью. Суетился простой люд. Всюду поспевали торговцы мелким товаром. Их кормила неуемная увертливость, умение раньше других оказаться рядом с тем, кто даже случайно забрел на торжище. Авось и подойдет кому-то их немудреное барахло. Одному зажигалка «Ронсон», бывшая в употреблении, но все еще блестящая и почти как новая. Другому — пачка лезвий «Жиллет». Третьему — батарейка к транзистору. Конечно, даты выпуска и срока годности на ней не указано, но ведь дешево продается, и, если аллаху будет угодно, батарейка эта может оказаться совсем неплохой.

Солиднее выглядели торговцы товарами, имевшие собственные лавки и мастерские. Они либо сидели у открытых дверей каморок, забитых всяческим барахлом, либо, прислонившись к косякам, стояли рядом, степенные, суровые, полные достоинства и понимания своей значимости в этом неугомонном мире.

Черкашин остановился возле мастера-медника, работавшего возле своей лавчонки. Тот сидел прямо на земле, подстелив под себя обрывок старой, потертой кошмы, и выбивал из листа металла веселую, звонкую чашку. Между ног мастера стояла толстая чурка с вырезанным углублением, которое напоминало полусферу. Полость была тщательно отполирована, и мастер — остад — вбивал в неё металлический лист. Бил он быстро и точно, резкими, внешне легкими движениями. Брал не силой, а мастерством. Молоток тюкал и тюкал, и Черкашин даже уловил нехитрый мотив, который, веселя себя, выстукивал медник: тюк, так, так, чи-чи, тюк-тюк-тюк. Под ритмичный бой молотка можно было свободно приплясывать или петь протяжную, заунывную песню. Подумалось, что, должно быть, узбеки назвали кузнеца именно из-за ритма, выбиваемого им в работе, тактакачи — слово как стук.

Пробившись сквозь водоворот толпы, Черкашин выбрался на место, где не было большой давки. Длинным рядом здесь сидели торговцы случайным товаром. Нужна одна пуговица — здесь ее наверняка найдешь. Гвоздь, винт, шайбу, порошок для крашения одежды — все можно сыскать в этом ряду, если поглядеть повнимательней.

Замурзанные мальчишки возились у арыка. Мимо проскрипела арба с ленивыми колесами. Ее тащила облезлая кобыла с длинным, никогда не подрезавшимся хвостом.

Солнце ярилось, и даже в тени деревьев не скрыться от жары.

У дувала стоял верблюд. Огромными, отрешенными от забот мира сего глазами глядел он на окружающих и лениво шевелил челюстями, что-то пережевывая.

Нищий, обтерханный, тощий, с красными слезящимися глазами, протянул к Черкашину сухую дрожащую руку. Капитан, стараясь не встречаться с просящим взглядом, положил на ладонь монету. Рука цепко сжала подачку. Нищий склонился в поклоне и пробормотал еле слышно: