Читать «Интеллигенция (февраль 2008)» онлайн - страница 55

Каждому напомнили, чем он занимался до выхода на пенсию. Слушали внимательно, кивали, уточняли. Одеты одноклассники были в костюмы прошлого века, пахли «Шипром», обсуждали, у кого какая пенсия и кто проморгал вовремя получить удостоверение «Ветеран труда». Литературные вкусы одноклассников совпадали: полагалось любить Коэльо и Улицкую. Нравились им также мастера искусств Розенбаум, Николай Басков и Алла Борисовна. В свое время все состояли в КПСС и по старой памяти не любили США.

Я решила развлечь стариков и на Новый год принесла журнал их выпускного класса за 1949-1950 учебный год. Муж стащил этот журнал из учительской, забыл про него, а через пятьдесят лет журнал нашелся. Я получила его в подарок на Миллениум. Все записи сделаны каллиграфическим почерком; теперь я знала, что проходили по Логике 8 февраля 1950 года, кто отсутствовал, кто получил двойку. Даже на старой промокашке ясно проступала тема, которую в этот день спрашивали: «виды суждений». На последней странице - «Общие сведения об учащихся»: национальность, принадлежность к комсомольской организации, род занятий и место работы родителей.

Исследование показало, что из двадцати пяти учеников восемь - евреи, двое десятиклассников не приняты в комсомол, у половины нет отцов. Профессии родителей: шофер, кладовщик, художник Детгиза, медсестра травмопункта. Я знала, что 22 октября Блинов не явился к началу урока, 2 ноября Иванов бросал бумажки на Шмеркина, а 16 марта Ивановский мало того, что был без дневника, так еще и ходил по классу. Свидетельствую: за 1949-1950 учебный год всего пропущено учениками 3006 часов, из них по болезни - 2180. Опозданий за весь год было 20. Сохранилась и фотография десятого класса на фоне обшарпанной школьной стены. Одни выглядят, как уголовники, другие - не от мира сего, но и те, и другие одеты в чужие кители и гимнастерки, в какие-то невообразимые шаровары. Больше ничего не было, с этим выходили в жизнь. Позади - блокадное детство, впереди - полуголодная юность.

«Виктор Иванович, - спросила я, - почему вы сорвали урок 10 апреля? Вот тут есть запись». Старик оживился. «Как же, помню! У нас пропала тряпка, нечем с доски стирать. Ведь тогда достать кусок материи было невозможно, вам этого не понять. Наталия Георгиевна принесла из дома какую-то рваную тряпку, я пригляделся, а это женский бюстгальтер! Ну и стал на себя примерять. Ребята начали свистеть, улюлюкать… Урок, конечно, был сорван, а меня выставили из класса. Мать в школу вызывали». - «Не знаете, Наталия Георгиевна жива?» - «Жива-здорова. Мы ее каждый год на восьмое марта навещаем, ездим в Купчино. Она ведь раньше рядом со школой жила, в деревянном доме. Все ждала, когда же дом рухнет или его снесут. Жила там с тремя детьми и мужем-инвалидом - без ванной, с печным отоплением. Намучилась. Но, слава Богу, уже десять лет как в новую квартиру переехала».