Читать «Возвращение в Египет» онлайн - страница 303

Нельзя сказать, что Евтихиева я нашел в добром здравии, спасибо, что просто жив. Общий срок, что он провел в тюрьмах и лагерях, двадцать восемь лет, добавь пять лет ссылки, итого аккурат тридцать три года. Евтихиеву, по всем данным, нет и семидесяти пяти, но на вид он – брат египетской мумии. Кожа так ссохлась и задубела, что все кости, жилы, мышцы выперло наружу. Высокий, донельзя изможденный старик, вдобавок при первой встрече я принял его за слепца. Глаза повернуты вовнутрь, и, когда говоришь с ним, перед тобой пустые, словно у незрячего, бельма, на самом деле это обманка или военная хитрость. Что зрение, что слух, что память у Евтихиева и сейчас дай бог каждому.

В Усть-Каменогорске я день за днем расспрашивал его о том, в чем он участвовал и чему был свидетелем. Евтихиев всё помнит так, будто это было вчера. Правда, чтобы приноровиться к старику, нужно время. Спросишь, а он молчит. Минута проходит, вторая, третья, ты уже уверился, что он давно ото всего отгорожен, стену эту не прошибешь, и тут зрачки поворачиваются. Не спеша, я бы даже сказал, с достоинством возвращаются на законное место. Теперь Евтихиев тебя видит, и то ли оттого, что ты стоишь перед ним, то ли от вопроса, который задан, или от того и другого целокупно он, если дело касается прежней жизни, вспыхивает, будто спичка, яростно разгорается. Так раз за разом.

Комиссар Юго-Западного фронта, он с семнадцатого по девятнадцатый год был депутатом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, членом Военно-революционного комитета. Наших вождей тех лет он не просто знал лично, с каждым вторым день за днем работал в одной связке.

Отец Евтихиева был деревенским гусляром и среди прочего наследства оставил сыну абсолютный слух. Кроме этого, у старика настоящий дар пересмешничества. Во всяком случае, стоило ему почуять, что я сомневаюсь, не понимаю, как и почему люди этому человеку поверили, обратились, оставив землю, дом, семью, пошли за ним, будто за Христом, Евтихиев с пол-оборота перевоплощался.

Представь, ты сидишь во дворике дома для престарелых на окраине богом забытого Усть-Каменогорска и сегодня, в 1968 году, слышишь живого Ленина. Страница за страницей, причем без единого огреха (я потом проверил по собранию сочинений), Евтихиев говорит его словами и его голосом. Так же картавит и так же, присвистывая, шепелявит, так же то и дело брызгает слюной. Затем мы переходим к Троцкому, и старик копейка в копейку повторяет дикцию Льва Давидовича. Всё до мельчайших подробностей и, как финальный аккорд, – высокая, почти истеричная нота, которой наркомвоенмор завершал каждый период. Заметь, дядя, в его актерстве не было и грана глумления. Просто Евтихиев видел, что без этого я не пойму, чем и как они брали, умели убедить. Почему сначала соратники по партии, потом депутаты, наконец рабочая и солдатская масса одного и другого, так сказать, целокупно, принимала их за Спасителя. Поднималась и шла за ними, как за Спасителем.

В Москве человек, у которого я брал адрес Евтихиева, сказал, что старик как сел первый раз меньшевиком-интернационалистом (нечто среднее между большевиками и меньшевиками), так в пятьдесят шестом им же и освободился. Может быть, он вообще последний, кто жив из той фракции. И вот в лагере, а прежде на воле они сколько было сил спорили, как и какими средствами поднимать пролетариат, с чего начать и как строить коммунизм, а тут Евтихиев, едва его выпустили, селиться ни с кем из солагерников не пожелал – выбор был, его многие любили – сказал, что после зоны покойнее ему будет в обычном доме для престарелых, списался с Усть-Каменогорском и уехал. Когда-то он комиссарил на фронте и готовил мировую революцию, а теперь пишет, что выбран председателем совета коллектива, борется за права стариков. Администрация не дает вешать на окна занавески.