Читать «Возвращение в Египет» онлайн - страница 297

Владимир Александрович Шаров

Коля – дяде Петру

Похоже, сейчас, готовясь отойти в мир иной, кормчий считает, что всё, к чему пришли они – несколько поколений Капраловых, – должно быть искуплено и захоронено. Кормчий сказал или, вернее, дал мне это понять еще месяц назад, тогда я и стал откармливать нового козла отпущения хлебом и молодыми побегами орешника. Теперь он силен, сможет нести столько грехов, сколько надо. Замешивая тесто, я, по совету кормчего, каждый раз клал несколько засушенных цветов багульника, от этого козел сделался спокоен, добродушен, и я не сомневаюсь, что, какими бы тяжелыми ни оказались хурджаны, он даст их на себя навьючить, не ропща пойдет туда, куда его поведут. Пойдет, не спрашивая, что в хурджанах – грехи или просто никому не нужные камни.

Капралов умирает, и, на что бы я ни надеялся, этот приют странника, этот ковчег для скитающихся меж двор праведников закрывается. Уже год никто не просил у нас крова, не искал отдыха для опухших, измученных ходьбой ног, и похоже, что странников в этом мире вообще не осталось. Грехи людей продолжают разъедать покров, но латать его уже некому. Капралов часто повторяет, что решил оставить на хозяйстве меня, но мы оба понимаем, что говорится это для очистки совести. Слишком страшно поставить точку, сказать, что больше ковчег никому не нужен.

Коля – дяде Ференцу

Слышал, что еще первый Капралов жаловался, что поставил корабль на отшибе, вдалеке от дорог, и странники обходят его стороной. Заговаривает на эту тему и кормчий. Причина та же: гостей у нас немного, с каждым годом делается всё меньше. На прежнем месте кормчего держат воронка да козлы отпущения, на которых мы грузим и грузим зло. Работа не слишком веселая.

Место, куда можно перебраться, давно известно. От кальдеры на север, в тридцати километрах стоит заброшенный каменный дом. По воспоминаниям, прежде в нем помещались почтовая станция и постоялый двор. Дорога тут раздваивается, один тракт идет на юг, к Аралу, другой, забирая западнее, ведет на Мангышлак и дальше к Каспию. Оба проложили, когда генерал Кауфман, взяв Хиву, Бухару и Коканд, присоединил к России весь огромный Туркестанский край. В то время этот перекресток был довольно оживленным. Тракты использовали и войска, и гражданские, но позже жизнь в здешних краях сошла на нет. Всё же у дороги не так пустынно, как у нас.

Коля – дяде Артемию

Мы сидим в саду около небольшого обмазанного глиной очага, на котором каждый год в конце лета и осенью в медных тазах варим варенья – наши главные заготовки на зиму. Ни для чего другого мы эту печурку не использовали, но сегодня кормчий еще утром захотел, чтобы я вывел его в сад, развел огонь. Довольно долго он смотрел, как между камнями играет суетливое веселое пламя, а потом по его просьбе я из ларя, что стоит в сенях, охапками стал таскать блокнотики и двухкопеечные школьные тетради. Месяц назад, убирая избу, я на них наткнулся, но кто и когда их заполнил, так кормчего и не спросил. Теперь, с трудом разбирая почерка, я безо всякого порядка читаю вслух страницу, иногда две, обычно же тетрадь за тетрадью просто отдаю ему в руки, и он, не раздумывая, кидает их в огонь. Многое, конечно, мне знакомо, всё же мы одиннадцать лет прожили под одной крышей, с другим кормчим и раньше вряд ли бы согласился, но не думаю, что сейчас он отличает собственную мысль от того, что говорили Капраловы, прежде правившие кораблем. Так или иначе, всё на равных признается за зло и сжигается. Тут же, в соответствии с тяжестью греха, кормчий рукой взвешивает и отдает мне камень для козла отпущения. Подходящий выбрать нетрудно – очаг сложили на краю каменной осыпи.