Читать «Будущее (август 2007)» онлайн - страница 40

И только я уехала, был отдан приказ о моем аресте. Но я уже была в поезде. Вагон был до отказа набит людьми и вещами. Пассажиры начали вышвыривать вещи друг друга, одного офицерика чуть не выбросили вслед за багажом, настроение было совершенно ужасное. Я уже тогда не верила, что из этого выйдет что-то хорошее.

- Когда вы заметили, что на фронте начала распространяться большевистская пропаганда?

- Пропаганда шла отчаянная везде, по всему фронту. Митинги непрекращающиеся. И эта пропаганда, конечно, достигала своей цели. Что неудивительно: солдаты сидели месяцами в окопах, устали, оголодали. И тут им говорят: «Идите домой, земля будет ваша, фабрики будут ваши, жизнь начинается другая».

- У вас лично не было конфликтов с солдатами?

- Был такой случай в поезде. Я не знала, что будет. Вошел какой-то тип, очень агрессивный, сел рядом со мной, толкнул. Я подвинулась, ничего не сказала. Потом он захотел ноги положить мне на колени. Я опять отстранилась и опять ничего не сказала. Вокруг солдаты, тоже очень возбужденные. Наконец я говорю: «Вот что, братцы, кто хочет курить, у меня папиросы есть». Я раздала эти папиросы, потом чай. Один солдатик принес кипятку, у меня был сахар. И этот, злой, стал уже подобрее. Мы разговорились. Кончилось тем, что, когда мы приехали в Москву, я знала, кто на ком женат, сколько у кого детей, все решительно про их жизнь, про отца, про мать, про дом, все знала. Может быть, это был единственный раз, когда табак послужил людям на пользу. В сущности, ведь злобы не было. Все это было наносное, результат пропаганды. Им обещали все, что хотите: и фабрики, и заводы, и землю. А они очень хотели уйти из окопов как можно скорее - это и сыграло главную роль, а вовсе не революционные идеи, солдатам абсолютно не понятные.

- Как менялось отношение солдат к вам, когда они узнавали, что вы дочь Льва Толстого?

- Они, к сожалению, знали о Льве Толстом крайне мало. Очень немногие слышали это имя. Среди тех, кто знал, конечно, отношение было очень почтительное. А в вагоне я сама их сумела так доброжелательно настроить. Но, знаете, не потому, что я какой-то особенный человек, а именно потому, что отец меня научил любить простой народ, понимать его психологию. И вот эту любовь они почувствовали. Только этим я спасалась.

- Когда вы покинули фронт и по каким причинам?

- Когда уже невозможно было оставаться, меня бы убили. И работать стало невозможно. У меня в отряде доктор, сестра и еще несколько человек были коммунистами. И они так всех перебаламутили, так настроили солдат, что отряд пришлось распустить.

- Вы приехали в Москву летом семнадцатого года?

- Да, там все было разгромлено. У меня не было ничего, только то, что на мне. Надо было работать. И я очень долго жила за счет пасеки в Ясной Поляне, возила кадушки по пятьдесят фунтов в Москву, продавала мед. Вскоре организовалось Общество изучения Толстого, которое было создано рядом ученых - Цявловским, Грузинским, академиком Шахматовым, - а я стала его председателем. Мы принялись разбирать рукописи Толстого. С этого началась подготовка первого полного собрания сочинений - вышло больше девяноста томов, туда вошли все тексты, дневники, письма, все варианты «Войны и мира». Купить я его не могла: во-первых, тираж был очень маленький, а во-вторых, денег у меня не было никаких. Любопытно, что единственный человек, имевший отношение к этому собранию, чье имя в нем ни разу не упоминается, - это я. Так же и в книге воспоминаний моего брата Сергея, которую издали в Москве после его смерти, нет моего имени. Мне здесь, в Америке, предлагали написать предисловие к ее американскому изданию, я отказалась. Меня же не существовало.