Читать «Первая мировая война (август 2007)» онлайн - страница 98
журнал Русская жизнь
К началу Первой мировой лубок был мертв уже почти полстолетия. Последний всплеск популярности «народных картинок», как называл их Дмитрий Ровинский, пришелся на годы русско-турецкой войны. Но и тогда интерес к лубку был довольно вялым, так что говорить о его возрождении не приходилось. Причин тому было две.
Во-первых, лубки сгубила цензура. Долгое время они ей не подчинялись и выпускались совершенно свободно. Однако 23 мая 1850 года министр народного просвещения России князь П. А. Ширинский-Шихматов издал указ, согласно которому лубки приравняли «к афишам и мелким объявлениям». Это означало, что ни один лубок больше не мог появиться на свет без одобрения цензуры. Для едкого площадного искусства такой указ был равносилен полному запрету, тем более что изданные до выхода указа лубки предписывалось уничтожить. Московские офени и печатники долго вспоминали ночь, когда по городу ходили отряды полицейских, уничтожавшие готовые лубки и печатные доски.
Во-вторых, лубки не поощряла интеллигенция. Еще в XVIII веке Антиох Кантемир в порыве самоуничижения предсказывал своим стихам позорное будущее на лотке офени: «Гнусно лежать станете, в один сверток свиты иль с Бовою, иль с Ершом». А когда в 1824 году профессор Московского университета П. М. Снегирев подготовил для Общества любителей российской словесности статью о лубках, опубликовать ее удалось не сразу, ибо «можно ли и должно ли допустить рассуждения в почтенном Обществе о таком пошлом, площадном предмете?». И хотя со временем изучение лубков перестало быть предосудительным, образованная часть русского населения еще долго считала их чем-то низким, приучая народ к грамоте с помощью доступных брошюр -как это делали, например, Толстой и Гаршин в издательстве «Посредник».
Но на рубеже веков все поменялось. Культура модерна ввела другую систему координат. Просвещенные русские восхищались творчеством Пиросмани и сравнивали его картины с виденными в Париже работами такого же самоучки Анри Руссо. Бурлюк с гордостью демонстрировал знакомым свою коллекцию вывесок, сделанных провинциальными мастерами, а Экстер потчевала своих гостей из расписной украинской посуды.
Поэтому естественно, что уже в первые дни войны именно лубок стал одним из главных агитационных инструментов. Наивность традиционных лубочных изобразительных средств более чем отвечала общим культурным тенденциям. Кроме того, в обществе царил патриотический подъем, и все исконно русское пользовалось невероятным успехом. Это очень напоминало 1812 год - не случайно в обиход снова вошли термины «отечественная война», «великая война», «священная война». Сотни типографий по всей стране приступили к производству лубков. Типография «Н. Н. Софронов, А. П. Прядильщиков и К°» издавала серию «Великая европейская война», Ф. Г. Шилов выпустил альбом «Картинки - война русских с немцами», типография Машистова непрерывно печатала народные картинки с самыми разными сюжетами. Огромными тиражами издавали лубки в типографии Сытина и скоропечатне Левенсона. Их пытались выпускать даже в чопорном Петрограде, не связанном со старинными лубочными традициями, - впрочем, получалось не так успешно, как в Москве и провинции. Рисовали их не только безымянные художники-любители, но и профессиональные мастера - Георгий Нарбут, Дмитрий Моор, Ре-Ми, Казимир Малевич, Аристарх Лентулов, Давид Бурлюк и т. д. По свидетельствам, приведенным в книге 1916 года «Лубок и война», за 1914-1915 годы в России были выпущены тысячи разных наименований лубочных картинок, расходившихся удивительными даже по современным меркам тиражами.