Читать «Земля (сентябрь 2007)» онлайн - страница 44

Другие кривятся и говорят: какая почва, Боже мой, это первобытно, это пошло, в конце концов. «Есть аргументы посерьезнее? - спрашивают они. - Что там у вас кроме почвы, выворачивайте карманы».

Нет, отвечаю. Аргументов нет. Ничего кроме почвы нет. В карманах ириски в табаке.

У почвы есть несколько несомненных достоинств.

В отличие от нас, она молчит. Можно вслушиваться в это молчание и ловить его смысл: оно мрачное, оно нежное, оно величавое?

И кровь молчалива, и движение ее, как движение времени. Времени тоже можно вскрыть вены, и тогда оно плещет через край, мимо тела, в горячую воду, в скомканное полотенце, в крики близких и любопытный ужас дальних.

Наша почва растворила в себе бесчисленное количество русских сердец. Я очень понимаю, отчего суровые мужики иногда гладят землю руками. Я увидел это мальчиком в фильме «Семнадцать мгновений весны», и потом, когда вырос, еще несколько раз видел, но смотреть на это хуже, чем на женские слезы.

Поведение и первых, о которых мы сказали выше, и вторых, о которых упоминали там же, продиктовано, по сути, одним - мучительным, таинственным, невыносимым страхом смерти.

Первые хотят заласкать, задобрить почву: прими меня нежно, прими меня лучше позже, совсем поздно, давай даже не будем разговаривать сейчас об этом.

Не хочу брать грех на душу, но иногда сдается, что первые хотят прикормить почву другими, пропустить их вперед в этой очереди.

Вторые говорят: ненавижу тебя, почва, ты и меня хочешь растворить, мерзкая, черная земля.

Почва и кровь, по сути, одно и то же. Почва - застывшая, сконцентрированная, тотальная, неподъемная кровь, которую нельзя уже выпустить на волю. Мы носим свою кровь в легком теле, готовя ее к почве. Мы поливаем цветы и хлеба.

Вторые говорят: не хочу ваших цветов, они некрасивые, хлеба ваши невкусны, прогорклы, чужды. «Не дам ей крови своей, пусть питается чем хочет».

«Почему русская почва такая, что из-за нее все время надо убивать или умирать?» - спрашивают они.

Пустой вопрос, всякая почва такая. Главное ее разыскать, почувствовать, что ты врос, закрепился, и тебя не сорвать никаким беспутным ветром. Тогда вдруг становится понятно, что убивать из-за нее, может, и не придется, а уж зажить ради нее - вообще одно удовольствие.

Моя почва - счастливая, легкая, как пух, несущая радость, танцующая мне пьяному в такт, распахивающаяся навстречу, когда хочется упасть.

Это было, наверное, двадцать пять лет назад - четверть столетия прошло, кто бы мог подумать. В соседский дом на лето приехали дед с внуком. Деда так и называли все - Дачник. Тогда это еще было редкостью, дачники. Сейчас все наоборот, одни лишь дачники и остались.

У деда была фамилия Вайнерман, и до прихода новых времен я был уверен, что дед немец. Внука его звали Валей. Валя Вайнерман.