Читать «Земля (сентябрь 2007)» онлайн - страница 17

Большое и богатое село Кресты, доведенное грабежом и убийствами до отчаяния, подняло восстание. К нему присоединились еще несколько сел и деревень, которые ловили своих коммунистов и убивали их. Вступившиеся за них вооруженные продотряды тоже окружались восставшими и уничтожались. На выручку им прибывали коммунисты, стянутые со всего района. Образовался настоящий фронт. Борьба крестьян продолжалась целую неделю. Прибывший из Саратова отряд красногвардейцев принудил крестьян к сдаче, и восстание было разгромлено, его участники выловлены и расстреляны.

Ни на базарах, ни на большом саратовском крытом рынке невозможно было найти ни овощей, ни фруктов. За черным сырым хлебом стояли огромные очереди. На витринах мясных магазинов лежали окороки мясных изделий, сделанные из дерева и подкрашенные под цвет мяса. Против завода, где я работал, в погребах-складах гнили овощи и фрукты. Испарения, выходившие через дощатые трубы-вентиляторы, своим смердящим запахом душили пассажиров трамваев и поездов, которые проходили неподалеку. На постройке новой ж. д. ветки, идущей от Саратова к Увеку, работали арестанты-крестьяне, мужчины, женщины и девушки, охраняемые усиленной стражей. В бараки, в которых они жили, ежедневно мимо нашего завода под усиленной охраной гнали колонны арестантов из раскулаченных деревень, полураздетых, полуразутых, пугливо, с тоской и слезами смотревших по сторонам и вздрагивавших от грубых окриков стражи. Проходя по узкому мостику, переброшенному через ж. д. полотно, и поравнявшись с одним стариком из колонны, я коротко спросил: «За что?» - «За какую-то политику», - был ответ исхудавшего и сгорбленного старика.

«Волга, Волга, весной многоводной ты не так заливаешь поля, как великою скорбью народной переполнилась наша земля», - прозвучали строки певца горя народного в моем болезненном мозгу.

При входе на завод в глаза бросались картины рабства женщины. Опилочницы, сортировщицы, обрезчицы, хмурые и бледные, мокрые и прозябшие, с усилием работая граблями и вилами, отгружали опилки. Подымая и перевертывая обледенелые тяжелые доски, сортировщицы складывали их в штабеля. Ветер дождем и снегом залеплял глаза и насквозь пронизывал дрожащие тела. Выходящие из пилорамы доски, мокрые и обледеневшие, хватались почти голыми руками (перчатки были измочалены) и пускались в обрезной станок, между двух круглых пил, вертящихся с бешеной быстротой. И, увы, если пила, подхватив обрезанную кромку, швыряла доску назад, обрезчица часто была обречена на смерть. Это однажды случилось с девушкой, в которую я был влюблен, Лелей Хороводовой. Обрезок доски ударил ее в живот, порвав кишечник и поломав ребро. Полумертвую, ее отвезли в больницу, куда я писал ей письма любви и сожаления. Ее молодые силы помогли ей вернуться домой, но работать она уже не могла.

Везде и всюду безопасность отсутствовала. Машины и механизмы не имели защитных приспособлений, а народ был бессильный и рассеянный от тяжкой нужды и мрачных дум. На пилораме бригадир Удалов, в пилоточке бригадир Аничкин - тоже были культяпыми.