Читать «Песня на заре» онлайн - страница 40

Илья Зиновьевич Гордон

Семью Гурко принимали радушно. После обеда профессор увел Гирша в свой кабинет и стал расспрашивать о жизни и делах колхоза.

Борис наблюдал — нравится ли его матери Зоя? Он все не решался просить Зою петь, девушка она с характером, может отказаться, не объясняя причины.

Выручил профессор. Вернувшись с Гиршем в столовую, он обратился к Зое:

— Борис много хорошего рассказывал о вас. Смею просить…

За рояль сел Борис. Зоя предложила спеть дуэт вместе с Лидой. Затем вдруг попросила Бориса принести скрипку, и тогда полились звуки народных мелодий, которые когда-то на скрипке исполнял ее отец. Эти мелодии не раз напевала ее мать. Матрена Григорьевна тихо шептала:

— Ах, доню, доню!..

Отложив скрипку, Зоя попросила спеть что-нибудь Лиду. И наконец, запела сама:

Чого ж вода каламутна…

Профессор, словно догадываясь, о чем думает Гирш, сказал ему:

— У Зои большие способности…

Семья Соболевских проводила гостей до самой гостиницы. Матрена Григорьевна в душе торжествовала.

В первые минуты после ухода Соболевских Зоя не могла понять, почему у нее на душе остался неприятный осадок. Соболевские приняли их с искренним радушием. Борис не давал понять, что приглашению родных Зои в его семью придает какое-то особое значение. И все же, когда Зоя вернулась в общежитие, ей стало не по себе.

Она перебирала в памяти все, о чем говорилось у Соболевских. Как будто ничего особенного и не было. В чем же дело?

Наконец поняла: ее пребывание в доме Соболевских носило характер своеобразных смотрин.

— Неужели? — подумала Зоя вслух.

Ну да, так оно и есть. Теперь понятно, почему Розалия Александровна так внимательно разглядывала ее, почему Борис уделял столько внимания ее матери и не жалел похвал Гиршу. Борис, наверное, считает, что он осчастливит Зою, если введет ее в свою семью…

В комнате было темно. Зоя не включала свет, словно боялась, что при свете рассеются ее сомнения, а ей хотелось додумать все до конца.

Вдруг она представила себе Павла, его ясный, серьезный, вопрошающий взгляд.

«Неужели, — казалось, спрашивал Павел, — все, о чем мы говорили с тобой на берегу реки, забыто тобой?»

— Нет! — громко сказала себе Зоя.

Не был спокоен и Павел. Уже в ту минуту, когда Зоя покидала длинный широкий коридор сельскохозяйственного института, он готов был догнать Зою и просить у нее прощения.

Что же удержало его? Ревность? Оскорбленное чувство?

Высокомерным он себя не считал. Воспитывали его комсомол, армия, они были для него хорошей школой.

С того дня, когда Зоя приходила в институт, на его душе лежал камень, Павел укорял себя: при виде Соболевского убежал из общежития, как мальчишка, дурно обошелся с Зоей в институте, когда она разыскала его. А ведь из-за нее, если быть откровенным с собой, он не поехал на Урал, остался в Дубовке. Сумел же он стать выше личного, настоять, чтобы она поехала учиться.

Все эти горькие раздумья не покидали Павла, когда он возвратился в Дубовку. Чтобы рассеять их, Павел написал Зое большое письмо, в котором откровенно рассказал и о своей ревности к Соболевскому, и о том, как глубоко любит ее. В какой-то мере, писал он, виновата и Зоя. Зачем ей этот Соболевский? Чего он ходит к ней?