Читать «Песня на заре» онлайн - страница 27
Илья Зиновьевич Гордон
Павел расстегнул ворот гимнастерки. Нет сомнения — Зоя говорит от души. Что ответить ей? Он понимал, что ее отъезд из Дубовки — опасная разлука. Если Зоя уедет, ему нельзя оставаться в селе. Говорят, время исцеляет горе, но оно нередко причина его.
И все же имеет ли он право удерживать, убеждать пожертвовать своим даром ради него?
— Тебе нельзя не учиться в музыкальном училище… Подумай сама. Допустим, стало известно, что такой-то парень или девушка может стать великим физиком или математиком. Так вправе ли кто-нибудь уговаривать его оставаться трактористом или сельским учителем? Что сказал бы твой отец? Он и в бой нес свою скрипку, потому что понимал — песня, музыка очень нужна людям даже в бою. Нельзя ради своего счастья забывать о долге.
— Ты считаешь… — не договорила Зоя.
— Да, я считаю…
Зоя редко плакала, но сейчас на глазах ее навернулись слезы. Нет, не слова Павла тронули ее, она почувствовала, что ничто больше не удержит ее в Дубовке, что впереди трудная, неизведанная дорога…
— Тогда и ты переезжай в город, — сказала она.
— Перееду. Но не сразу.
— Обещаешь? Поклянись.
— Клянусь, — и Павел обнял Зою.
Когда Зоя пришла домой, Мотря вскочила с постели, на которую прилегла не раздеваясь, и посмотрела па дочку вопросительным, тревожным взглядом.
— Еду в училище, — тихо сказала Зоя.
— И он поедет в город?
— Нет.
— Ну и слава богу. Он тебе не пара.
Теперь Зоя уткнулась в подушку и дала волю слезам: ее обидели последние слова матери.
15
Заседание правления продолжалось уже больше трех часов. Все устали и откровенно поглядывали на часы.
— Какие еще вопросы имеются? — для проформы спросил Касатенко, запирая ящик стола.
— Имеются заявления… Просьба отправить на учебу, — сказал секретарь.
— Например? — нахмурился Аким Федорович.
— Зоя Гурко подала заявление. И музыкальное училище ходатайствует.
— Может, музыкальное училище приедет сюда и будет вместо нее работать на поле? Еще кто?
— Григорий Воробьев, Николай Додонов.
— Никого не отпустим.
— Надо обсудить заявления, — тихо сказал Гирш.
— А чего обсуждать? Может, ликвидируем семеноводческий участок ради певицы? Нам нужны работники в колхозе, а не артисты.
— Это твое мнение.
— А твое какое?
— Отпустить Зою Гурко.
— Потому что она твоя племянница. Сам ратуешь, чтобы молодежь не уезжала из колхоза, а когда дело дошло до родственницы, ты говоришь — отпустить. Где же твоя принципиальность? А что народ скажет? Таких певиц, как твоя Зоя, в нашем селе сколько угодно. Просто полюбилась приезжему представителю красивая дивчина, вот и тянет ее в город. А будет ли из нее толк — никому не известно. От тебя, товарищ Гурко, я такого не ожидал.
Гирш молчал. Молчали и члены правления, их озадачило выступление Касатенко, его вызывающий тон.
— Пусть выскажутся члены правления, — предложил Гирш.
— Ну, так как, товарищи? — спросил Аким Федорович.
— Я скажу, — отозвался бывший капитан, член правления колхоза, бригадир строительной бригады, Корней Лисицын, родственник Акима Федоровича. — Представим себе, что мы не отпустили Зою Гурко. Как мы будем выглядеть в глазах культурных людей? И, главное, имеем ли мы право не давать ходу талантам? Заменить бригадира семеноводческого участка не так трудно, а воспитание таланта — дело народное.