Читать «Песня на заре» онлайн - страница 23

Илья Зиновьевич Гордон

На пиджаке у него красовались медали «За боевые заслуги», «За трудовую доблесть» и «За оборону Ленинграда». За ним следовал невысокий круглолицый конюх Василь Шевчук, весельчак с казацкими усами, в пиджачной паре и вышитой рубашке, прозванный молодежью «Тарас Бульба»… Он играл на тромбоне.

Несколько смущенные, за ними прошли музыканты-подростки с трубами, валторнами. Замыкал шествие бобыль с рачьими глазами, счетовод сельпо Игнат Иванович с басом-геликоном. На постоянные советы, что ему пора жениться, Игнат односложно отвечал: «Успею».

Оркестр слаженно сыграл марш из «Веселых ребят», и тотчас занавес раздвинулся.

Клубный хор под руководством учителя Красновского запел:

Прошуми, бескрайняя, Песня урожайная! Расскажи о наших солнечных делах.

Механизатор Петр Хромченко — баритон — исполнил знаменитый «Рушничок». Третьим номером выступал почтальон. Тихон Афанасьевич церемонно раскланялся со зрителями, приладил балалайку и запел невысоким приятным тенорком:

Вся бригада похвалялась Трактористом Федором, А на деле оказался Федя — первым лодырем.

Частушка была встречена с шумным одобрением. Досталось от почтальона и другим нерадивым.

Наконец Красновский объявил: сейчас выступят участники фестиваля. На сцену вышло восемь певиц, девятая девушка — баянист. Все они были в ярких национальных костюмах, в туфлях на высоких каблуках. В середине группы стояла Зоя.

После хоровой песни вперед вышла Зоя. И хотя эту песню знали все, с малых лет не раз слышали ее по радио, все же когда Зоя запела: «Ой, нэ свиты мисяченьку…» — зал затих, завороженный чудесным голосом девушки.

Затем Зоя спела арию из «Запорожца за Дунаем», романс Данькевича и песенку Наталки Полтавки «Чого вода каламутна».

В заключение на сцене вновь появился почтальон Тихон Макеев с балалайкой:

— Граждане колхозники и уважаемые зрители! Вчера в нашей Дубовке произошел бабий бунт. Самый настоящий. А? Кто не верит, пущай выйдет сюда на сцену и всенародно скажет: не верю. Есть желающие? А между прочим, многие могут подтвердить, что такой бунт произошел. Кто знает — был бунт?

Из зала раздались голоса:

— Был. Сами видели. Еле уняли их.

Это кричали специально подготовленные Тихоном зрители. Многие в зале поверили и спрашивали друг у друга: что за бабий бунт?

— А чего, спросите, требовали бабы, извиняюсь, женщины довольно пожилого возраста? Хотим, говорят, участвовать в вашей самодеятельности. Петь хотим. «Валяйте, говорю им, только без крику и шума». Вот они и пришли. Выпускать их или нет?

Зал загремел — выпускай, Тихон Афанасьевич! Лишь немногие знали, что вышедшие на сцену женщины в старомодных кофтах, платочках и полушалках, в очках — молодые девчата. Остальные недоумевали — откуда такие взялись? Но тут со сцены понеслись озорные частушки. Даже Аким Федорович не удержался и громко смеялся. Всем досталось: и Касатенко, и Гиршу, и завмагом сельпо, и самому Тихону, главпочтальону, как его величали. Частушки сочинял Тихон Афанасьевич, обрабатывал их учитель Красновский.