Читать «Волга (июль 2007)» онлайн - страница 4

Послушайте, к примеру:

Господь листает книгу жизни И думает: кого б это прибрать Все лишь заслышат в небе звук железный И, словно мыши, по домам бежать А Он поднимет крышу, улыбнется И шарит по углам рукой Нашарит бедного - а тот дрожит и бьется Господь в глаза посмотрит: Бог с тобой Что бьешься-то?

Примечательно, что лет двадцать назад эти строчки вполне могли бы восприниматься как нечто ерническое, рационалистически «сделанное». Но время расставило все по местам еще при жизни Дмитрия Александровича - и Господь, поднимающий крышу блочной, наверняка, коробочки, выглядит под его пером устрашающе, нежно, величественно, как угодно, но только не пародийно. Возможно, концептуализм как «направление» в каком-то смысле проиграл, потерял актуальность; но произошло это именно в силу того, что Пригов как поэт, и поэт истинный, - победил, и ровно таким он навсегда с нами останется.

Его физическая жизнь, меж тем, оборвалась трагически рано, ибо его всегда хотелось представить и 90-летним, но по-прежнему бодрым и неутомимым. Но, увы, как сказано в еще одном его тексте:

Мама временно ко мне Въехала на пару дней Вот я представляю ей: Это кухня, туалет Это мыло, это ванна А вот это тараканы Тоже временно живут Мама молвит неуверенно: Правда временно живут? - Господи, да все мы временны!

Впрочем, и живой его образ - важен ничуть не меньше, чем обаяние его дивной, стоически невозмутимой лирики. Дмитрий Александрович Пригов был исключительно тонким, умным и обходительным господином, умел не только говорить, но и слушать, и с каким-то редким, старомодным уважением относился к любому, даже и вполне случайному собеседнику. В этом смысле его непременное обращение ко всем по имени-отчеству только на первый взгляд казалось все тем же «концептом», а в действительности было жестом заинтересованного почтения и глубокого такта, с которым Дмитрий Александрович воспринимал нашу бурную и печальную реальность.

Лет семь назад, во время встречи Нового года в одном из московских артистических заведений я, слегка подвыпив, рассказал Пригову о том, что категорически не согласен с решениями литературных жюри, обошедших в тот год его мемуары «Живите в Москве» (замечательные, к слову) каким-то очередным букером.

- Ну вот вы вырастете большой и дадите мне все премии, - отвечал он, улыбаясь.

И вот я вырос - но не успел этого сделать.

Дмитрий Ольшанский

Лирика

***

Проводница чебоксарского поезда смотрит в паспорте страницу с пропиской, извиняющимся тоном спрашивает, можно ли переписать адрес. «Начальник поезда просил… ничего страшного… опрос клиентов… качество обслуживания». Но на заботу о качестве не похоже: проводница не заикается о чае, не спешит стелить постель (а поезд, что называется, «фирменный»), зато немедленно подсаживает в наше «женское» купе безбилетную пару. Я не в обиде, но противоречивые изыски корпоративного внимания - тот еще детектив.