Читать «Богемная трилогия» онлайн - страница 2
Михаил Захарович Левитин
«Поймать китайца за косичку» — с тех пор стала это называть Эмилия. Дым стоял коромыслом, и накалялась, накалялась оставленная без присмотра лампочка, которую забыли выключить, но негритянка, оглушенная нападением, нашла все-таки силы вспомнить, шепнула китайцу, и хозяин прачечной вскрикнул, вскочил, глянул в сторону окна и, ничего не увидев, помчался к выключателю, голый и бесстыдный, как козел. Эмилия с недетским любопытством быстренько оглядела крепко сбитый зад хозяина, не зад, а две продольные налитые козлиные мышцы, и последнее, что успела заметить, как лежащая на простынях женщина завернулась в темноту, как в простыню.
Девочка заверещала так, что ее услышала вся Америка, вся, но не китаец, пачкающий простыни папы-мукомола. Девочка заверещала, потому что испугалась, что ей этого больше никогда не покажут; не так просто пятилетнему ребенку убегать из дома, а здесь был цирк, акробатика, ловкость вперемежку с удовольствием, губы китайца были мокры, простыни смяты, прекрасная негритянка лежала враскоряку, как лежат младенцы, как умела лежать сама Эмилия, девочка закричала, но ей здесь больше ничего не показали.
Обремененная тайной Эмилия вернулась домой. Все было тихо. Запасы постельного белья в гардеробе папы-мукомола неиссякаемы. Так, во всяком случае, врала Эмилия, а я ей верю, хоть мне и не советуют.
Надо иметь, что врать, тогда жизнь будет в полном порядке и полетим, полетим, надо знать, кому врать, чтобы не быть потом оплеванным и уличенным во лжи. Надо уметь врать, как жить второй параллельной настоящей жизнью без прикрас и лганья, делающих ту, первую, невыносимой.
Эмилия умела, она вскрывала в себе неиссякаемые источники вранья, на всех конях мчалась, всех мужчин любила, да я бы Пушкину, Пушкину, со мной-то он уж обязательно был бы счастлив, геройствовала в любви. Эмилия, как отброшенная страшной силой деталька неизвестного механизма, летел, чтобы ударить меня, непосвященного, в висок и убить разом. Люблю ее. Люблю этого ни в чем не повинного ребенка.
Позже, в году, чтобы не соврать, все еще пятилетняя Эмилия встретилась с еще одной своей страстью, еще одним роковым притяжением ее жизни. Приехал в Херсон страшный черт, режиссер Мейерхольд с «Товариществом Новой драмы», и, конечно же, выбрал ее, именно ее, дочь мукомола Вайнштейна, для участия в спектакле «Потонувший колокол». Она произнесла из ямы два каких-то очень неопределенных, но очень звонких для нее слова, смысл которых почему-то нравился залу. Эмилия произнесла, а потом поняла, что не уйдет из этой ямы никогда, сколько бы ни шептал, заклинал, умолял ее с искаженным ртом сам Мейерхольд, кого-то тоже игравший:
— Девочка, немедленно открой ту дверцу и убирайся за кулисы, там твоя мама, там тебя встретят!
Она не уходила, понимая, что, если уж впустили в эту, надо держаться до конца, но уходить отсюда нельзя.
Дали занавес. Очень серьезную, впервые тихую Эмилию уносила на руках нянька за кулисы, и сам Мейерхольд, черт всклокоченный, дергал себя за волосы и причитал: «Что за девчонка? Черт, а не девчонка, откуда ее взяли?»