Читать «Молодость века» онлайн - страница 36

— Что вы этим хотите сказать?

Матвей Прокофьевич собрался что-то ответить, но в это время раздался шум, и в дверях появился человек в черной кожаной фуражке с красной звездой и в кожаном костюме с маузером через плечо. Приложив руку к фуражке, он сказал:

— Вас требует командующий к себе!

— Мандат!

Он вынул из кармана удостоверение, из которого явствовало, что предъявитель его является комендантом поезда командующего Украинским фронтом.

Я удивился. Я тогда еще не имел непосредственных сношений с командующим и, по правде говоря, не любил председателя Совнаркома Украины Х. Г. Раковского, хотя он в то время пользовался огромным авторитетом. Раковский, врач по образованию, учившийся и воспитывавшийся во Франции, несмотря на свое буржуазное происхождение, был видным социал-демократическим деятелем международного значения. Освобожденный после Февральской революции из Ясской тюрьмы, он знал Румынию гораздо лучше, чем Украину. Он тогда еще плохо говорил по-русски. Жена его говорила только по-французски.

В те голодные времена, когда наркомы жили в обыкновенных номерах рядовых гостиниц и питались в обыкновенных столовых, Раковский жил в отдельном особняке, пил то же самое красное вино, которое пил всегда, и курил те же самые сигары, к которым издавна привык.

Вместо «незаможних», то есть беднейших крестьян, он говорил «незамужних»; целого ряда слов не понимал вообще. Приходилось во время беседы разъяснять их значение. Несмотря на большую культуру, он не обладал подпольным и военным опытом старых большевиков, и его вмешательство в некоторые дела обошлось довольно дорого. Кроме того, у меня создалось впечатление, что тогда, в 1919 году, он не понимал основного: при создавшейся обстановке положение Украины зависело полностью от других фронтов. Достаточно было Деникину, Юденичу, Колчаку или Пилсудскому добиться значительных успехов на своих фронтах — и неустойчивый Украинский фронт мог рухнуть. Ленин со свойственным ему гениальным пониманием людей чувствовал слабые стороны личности Раковского. Недаром в телеграмме от 5 мая 1919 года он писал:

«…правы те, кто обвиняет вас в самостийности и в устремлении на Румынию…»

Николая Ильича Подвойского я встречал раньше в Москве. Владимира Александровича Антонова-Овсеенко видел всего один раз.

Внизу стояла машина, и минут через пятнадцать я был в вагоне Антонова. Подвойский и Антонов были люди совершенно различного характера. Первый был приятный, спокойный, методический в работе человек. Несмотря на то, что он не был до революции военным, во всей его деятельности чувствовалась система. Антонов, человек большого темперамента, бесстрашный и хладнокровный в минуты опасности, мог принимать мгновенные и самые неожиданные решения. Внешность его — длинные волосы, очки, весь облик — как-то не вязалась с представлением о командующем фронтом, то есть о профессиональном военном. А между тем Антонов-Овсеенко происходил из военной семьи, учился в Воронежском корпусе и после окончания юнкерского училища в Петербурге в 1904 году был выпущен офицером в 40-й пехотный Колыванский полк. Состоя с 1902 года в РСДРП, он неоднократно арестовывался, был приговорен к смертной казни, с заменой ее каторгой, откуда несколько раз бежал самым романтическим образом — с перестрелками, взрывами стен и т. д.