Читать «Молодость века» онлайн - страница 2

Николай Александрович Равич

Я вышел в переднюю и увидел старшего брата Михаила, с маленьким чемоданом в руке. Михаил был призван в армию еще в начале войны. Как вольноопределяющийся первого разряда, то есть солдат, имеющий неполное среднее образование, он, как полагалось, через шесть месяцев был произведен в унтер-офицеры, а через год должен был держать экзамены, чтобы получить чин прапорщика, — по условиям военного времени это не представляло трудностей.

Однако он предпочел остаться солдатом. Михаил отличался физической силой, не часто встречающейся даже среди профессиональных атлетов, большой смелостью и был по характеру очень веселым человеком. Поэтому командир полка его знал и любил. Он вызвал его для объяснений. Михаил коротко ответил, что предпочитает воевать солдатом.

Как-то проезжая через Москву, командир полка заехал к нам домой, привез от него письмо и, застав мать, советовал ей повлиять на сына, чтобы тот не отказывался от офицерского чина. Это был уже старый боевой пехотный полковник с седыми усами.

— Помилуйте, сударыня, — говорил он, — сама природа предназначила его для военной службы!

Мать была образованная и умная женщина. Она ездила ежегодно за границу, поддерживала связи с эмигрантами. Война застала ее с отцом в Германии. Им с трудом удалось через Швецию вернуться на родину. У отца и матери взгляды совпадали. Они презирали царское правительство и считали, что оно не способно выиграть войну. К тому же мои старшие братья, Сергей и Михаил, пострадали после 1905 года. Сергею только через два года удалось восстановиться в университете, а Михаил был навсегда исключен из гимназии.

Мать была близорука и, не любя очков, носила лорнет на цепочке. Она открыла лорнет, посмотрела на полковника и ответила:

— Видите ли, я всегда хотела, чтобы мои дети имели сильный и самостоятельный характер. Уже по одному этому я не могу давать никаких советов своему сыну…

Теперь Михаил, сняв башлык и шинель и оправив гимнастерку, направился прямо в столовую. Открыв буфет, где стояло блюдо с холодными котлетами, он поставил его на стол, вынул из заднего кармана фляжку и, отрезав полбуханки черного хлеба, принялся за работу.

Я знал, что расспрашивать его во время еды бесполезно.

Отодвинув пустое блюдо, он начал пить чай, который к этому времени принесли на стол.

Наконец я не выдержал и сказал:

— Неужели ты не можешь в нескольких словах рассказать, что делается на фронте?

— Могу, — ответил он, прихлебывая чай с блюдечка. — Раньше были кадровые солдаты и офицеры, было желание воевать, но не было снарядов, не хватало винтовок, патронов, артиллерии. Теперь есть боеприпасы и оружие. Но кадровых офицеров и солдат мало, а главное, за редким исключением, никто не хочет воевать и не верит в возможность победы. Войну надо кончать!

Так я услышал в первый раз фразу, которая впоследствии стала одним из лозунгов Октября…

Если в Петрограде падению самодержавия предшествовали всеобщая забастовка, демонстрации и столкновения с полицией в течение двух дней, то в Москве к вечеру 28 февраля 1917 года все население вышло на улицу и направилось к Городской думе. В огромной толпе собравшихся перед ее зданием время от времени раздавались крики, и сквозь ее строй гимназисты, студенты, рабочие проводили то огромных, увешанных медалями городовых, то околоточных надзирателей.