Читать «Молодость века» онлайн - страница 188
Николай Александрович Равич
Г. В. ЧИЧЕРИН
Через две недели я подъезжал к Москве. Я был черен от загара, слаб, приступы малярии повторялись через каждые три — четыре дня.
В первое же мое посещение Наркоминдела маленький, подвижной Б. И. Канторович сообщил мне, что товарищ Чичерин несколько раз спрашивал, прибыл ли я. М. М. Славуцкий предупредил меня, что я должен быть готов явиться к наркому в любой момент по телефонному звонку. Впрочем, добавил он, Георгий Васильевич работает ночью, так что вызов, вероятнее всего, будет после одиннадцати — двенадцати часов.
Однажды Владимир Ильич Ленин, узнав, что Чичерин устраивает ночные заседания, которые продолжаются до четырех — пяти часов утра, послал к нему наркомздрава Н. А. Семашко.
Семашко приехал к Георгию Васильевичу и начал доказывать, что работать нужно днем, а ночью спать.
Внимательно его выслушав, Чичерин сказал, что это — не научная точка зрения. Работать нужно именно ночью, когда никто не мешает, а днем — спать. В качестве доказательства он продемонстрировал книгу о пении петухов, из которой явствовало, что петух начинает бодрствовать и петь в два часа ночи.
Семашко не смог убедить Чичерина. Он доложил об этом разговоре Владимиру Ильичу.
Через несколько дней было вынесено постановление ЦК: запретить Г. В. Чичерину устраивать заседания коллегии после часа ночи.
Получив постановление, Георгий Васильевич подчеркнул красным карандашом слова: «заседания коллегии», как бы давая понять, что к нему лично постановление не относится.
Я ходил по улицам, смотрел и думал: откуда вылезли эти раскормленные дамы и жгучие брюнеты, крикливо одетые, которые на всех углах торгуют воздухом, товарами и любой валютой.
Как обычно перед приступами малярии, стучало в висках, билось сердце, нарастало какое-то внутреннее раздражение.
Я был одет в английский дорожный костюм и сапоги с пряжками — в Герате трудно было достать обычную европейскую одежду. Да, кроме того, в дороге и для езды верхом такая была удобнее.
На углу Столешникова переулка ко мне подбежал высокий, полный, выхоленный мужчина в модном пальто и шляпе, сдвинутой на затылок.
— Покупаю английские фунты на червонцы…
Я ускорил шаг. Он не отставал.
— Не хотите червонцев, можно на золотые десятки. Я куплю сто, пятьсот, тысячу фунтов…
Наконец, решив, что я не понимаю по-русски, он повторил свое предложение по-английски:
— Ай уонт ту бай эм инглиш паунд…
Я посмотрел на него и увидел трупы красноармейцев, изрезанных дроздовцами на куски под Сумами, Бобровицкого, умиравшего в камере Минской тюрьмы, Ясикевича, лежавшего на нарах в «Повонзках» и харкавшего кровью, наших пленных, впряженных вместо лошадей в фуру и возивших камни в лагере Дембью, Юлусова, захороненного на афганской земле. В молодости я был сильным человеком и страдал иногда приступами бешеного гнева. Я вдруг схватил этого толстяка за галстук, повторяя довольно бессмысленную фразу: