Читать «Яблоко по имени Марина» онлайн - страница 48

Мы с Зоей пошли вперед.

— Интересная у тебя родственница! — восторженно произнес я.

— Ага, — кивнула Зоя. — Интересный у нее папа. И библиотека дома интересная.

— При чем тут библиотека?

— Ты разве не замечал, что нам всегда интересны те люди, которые знают чуть-чуть больше нас? — вопросом на вопрос ответила Зоя. — А сами по себе они ничего особенного не представляют.

— Но Оля не такая!

Зоя снисходительно посмотрела на меня и покачала головой:

— Тебе виднее, какая она, — и вдруг, без всякого перехода, спросила: — А хочешь, открою тебе тайну?

— Ну?

— Мне сегодня один парень, взрослый, между прочим, сказал: «Какая ты красивая стала!». А я всегда такая была. Просто на мне новое платье. И он никогда меня в нем не видел. Платье красивое, а не я сама, — Зоя выжидательно смотрела на меня.

Может, она хотела, чтобы я возразил: нет, мол, не одежка красит человека, и ты, Зойка, ничего так себе девчонка. Но я промолчал.

— Вот и все! — усмехнулась Зоя. — Понимай, как хочешь.

Я понял по-своему: она завидовала Ольге, которая нравилась парням. Но я ей ничего не сказал. Как-то не очень хотелось говорить. Замолчала бы Зойка, что ли? Тогда, может, ветер донес бы до меня хоть малюсенький обрывок разговора Ольги и Миши, и по нему я бы догадался, о чем они так увлеченно говорят. Неужели только о Мессинге и всякой телепатии-хренатии? Едва ли. Скорее всего Мишка флиртовал с Олей.

Нам, пацанам младше себя, он как-то объяснил, что девчонки — все равно что курицы. Каждому деревенскому жителю известно: если пеструшку погладишь по голове, то какой бы растревоженной она ни была, обязательно успокоится, зажмурит глаза от удовольствия и замрет — делай с ней, что хочешь. «Вот и бабы такие же, — скабрезно лыбился Мишка. — Мели девчонке, что она самая красивая, лучше всех, что ты о ней все время думаешь — и она за тобой как собачонка будет бегать…»

Наверное, он знал, что говорил, потому что девчонки считали его привлекательным и обаятельным парнем. Некоторые из них, как полные дуры, сами писали ему записки, назначали свидания, а он вел себя по-свински: рассказывал все пацанам. За это я его тоже не любил: трепло! А, может, причина моей неприязни содержалась в другом — в зависти? Мне никто таких записочек не посылал. А так хотелось однажды обнаружить в книге, которую дал почитать какой-нибудь девчонке, сложенную треугольником записку: «Давай дружить!».

В таких записках, как я знал, никогда не писали про любовь прямо. Иногда, правда, рисовали сердце, пронзенное стрелой, считавшееся почему-то символом большого чувства. А взрослые парни вообще выкалывали подобные сердечки на плече или груди. Некоторые из них просили запечатлеть имя возлюбленной на кисти руки или пальцах. Девушки в свою очередь могли позволить себе выколоть первую букву имени своего милого — маленькую, изящную, едва заметную, что считалось тогда модным.

Правда, девушки вели себя осмотрительнее парней: как правило, инициал-татуировка мог быть и первой буквой ее имени, и имени парня, с которым она ходила. Наколку свести невозможно. Порой чем только ее ни вытравливали: и уксусной кислотой, и цинковыми примочками, и горячим железом — ничего не получалось, кроме безобразного шрама. Но даже когда он зарастал, синяя наколка все равно подло проступала из его складок.