Читать «Интервью газете «Молодёжь Эстонии»» онлайн

Интервью газете «Молодёжь Эстонии»

29 августа — 4 сентября 1988 г.

— Одни говорят: «Эпоха Брежнева», другие говорят: «Эпоха Сахарова». Кто прав, Андрей Дмитриевич?

— Я думаю, всё-таки немасштабно давать эпохам имена конкретных людей. Поэтому мне кажется, что ни то, ни другое название не следует употреблять. Для нашей эпохи уже придумано точное название: «эпоха застоя», давайте так и будем её называть. А как уж каждый человек действует в эту эпоху, — отдельный вопрос.

— Если государство — это аппарат насилия, то человеку в такой обстановке может оказаться не слишком уютно. Вы это испытали на самом себе… Так можно ли, с вашей точки зрения, найти пути гармонизации отношений индивидуума и государства, личности и общества?

— Идеальная гармония всегда останется недостижимой, раз уж она — идеальная по определению. Но чем более демократично государство, тем тщательнее в нём соблюдаются права человека, чем больше оно является правовым, то есть чем строже и индивидуум, и государство подчиняются Закону (при любом положении этого индивидуума в обществе), тем больше приближение к гармонии. Законы, конечно, тоже должны быть демократичными.

— Поскольку мы заговорили о гармонии, то, наверное, уместно вспомнить формулу Достоевского: «Красота спасёт мир». Что может спасти мир сегодня? И — человека в мире?

— В индивидуальном плане, думаю, тут важен некий моральный кодекс, личные качества и свойства, проявляющиеся в действиях людей, их активная нравственность. Что же касается глобальной ситуации, то, я считаю, мир находится под угрозой в силу многих причин. Но все они резко обостряются из-за разделения мира на две конкурирующие (или противоборствующие, что ещё хуже, опаснее) системы. Сближение этих общественно-политических систем (капиталистической и социалистической), их конвергенция — вот необходимое условие для устранения опасности, грозящей человечеству.

— Вы только что упомянули «активную нравственность». Какое содержание вы в это понятие вкладываете?

— Активную заботу о тех, кто рядом, и по возможности — активную заботу о тех, кто далеко от тебя. Но первое условие является обязательным.

Е. Боннэр: У Кайсына Кулиева есть такие строчки: «Легко любить всё человечество, соседа полюбить сумей-ка!» Это я говорю в продолжение мысли Андрея Дмитриевича…

А. Сахаров: В нашей совместной жизни Елена Георгиевна не раз цитировала мне эти слова, и я теперь считаю, что именно под её влиянием такая мысль стала мне более близкой, чем прежде, когда я был, скажем так, несколько абстрактен.

— Тем не менее вы, Андрей Дмитриевич, всегда были очень активным деятелем. Будь то наука, общественная практика… Делали вы и атомную и водородную бомбы, это тоже общеизвестный факт. А вы никогда не сожалели, что оказались причастным к этому страшному оружию? Хотя какое оружие бывает не страшным…

— Сначала фактическая справка. Я был привлечён к секретной работе в 1948 году — для работы по созданию термоядерного оружия (а не просто над атомным, технически эти две вещи принято различать). Оно было ещё более страшным, чем то, которое оказалось применённым над Хиросимой и Нагасаки… Так вот. Мы (а я должен говорить здесь не только от своего имени, потому что в подобных случаях моральные принципы вырабатываются как бы коллективно-психологически) считали, что наша работа абсолютно необходима как способ достижения равновесия в мире. Отсутствие равновесия очень опасно: ту сторону, которая ощущает себя сильнее, оно может толкнуть на скорейшее использование собственного временного преимущества, а более слабую сторону оно может толкнуть на авантюристические, отчаянные шаги, чтобы использовать время, пока преимущество противника не слишком велико. Так я продолжаю думать и сейчас. В конечном счёте работа, которой мы занимались, была оправдана так же, как работа, которую вели наши коллеги на противоположной стороне. Всё-таки мы можем сказать, что мир удержался от сползания к гибели, к ужасу Хиросимы и Нагасаки — и удерживается вот уже более сорока лет. Но ведь всегда неправильно для человека сохранять одну и ту же позицию или оценку вне движения, изменения времён. Ты, Люся, как-то приводила слова Томаса Манна…