Читать «Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни» онлайн - страница 180

Андрей Олегович Кокорев

Освобождение политических из Бутырской тюрьмы.

Арестованных помещали в камеры без учета прежних чинов и званий. В одной компании могли сидеть жандармский ротмистр, полковник-пристав, околоточный и городовой. Кормили всех одинаково — щами и кашей. Для арестантов, находившихся вне тюрем, пищу готовили в одном из трактиров, и оттуда развозили в походно-полевых кухнях, прицепленных к автомобилям. Всем бывшим полицейским было разрешено получать провизию с воли. Свидания заключенных с родными допускались с особого разрешения.

«Постояльцам» кинотеатров и ресторанов из-за неприспособленности помещений приходилось спать на стульях, столах и даже на полу, причем первое время без подушек и одеял. Зато они могли свободно разгуливать по коридорам и залам. И хотя обстановка нисколько не напоминала тюремную, в некоторых моментах бывшие полицейские проявили себя классическими узниками. По сообщению газеты «Раннее утро», за десять дней пребывания в ресторане Тестова городовые и околоточные «…испортили не только мебель, ковры, но и стены, исписав и исчертив их своими фамилиями, неприличными надписями и рисунками».

Отметил журналист и другие особенности поведения бывших служащих МВД:

«По словам коменданта, заключенные околоточные, пристава и жандармы больше всего негодовали на титул «арестованных», уверяя, что все они добровольно сложили оружие к ногам новой власти, а следовательно, им должна быть предоставлена полная свобода.

Многие сейчас же нацепили красные ленточки, и в одни сутки превратились из «черненьких» в «красненьких».

Арестованные прилагали все усилия, чтобы доказать свою «невиновность», и целыми днями строчили прошения и «донесения»».

Городовой Мордобоев (кар. из журн. «Кривое зеркало». 1917 г.).

После примерно недельного пребывания под арестом практически все рядовые полицейские были освобождены из-под стражи. Работники сыскной полиции были возвращены к прежней службе — ловить уголовников. Городовые и околоточные предстали перед воинским начальником. Поскольку все они проходили действительную военную службу, то процедура оформления была недолгой. Бывший полицейский называл полк, в котором служил, и после проверки документов получал в него направление. Репортер «Раннего утра» зафиксировал напутствия, полученные тут же на месте свежеиспеченными защитниками свободной России: «— Давно пора, — кричит раненый солдат, — а то ишь какие морды наели. […]

Из публики:

— Ну, теперь смоете в боях с немцами свой позор».

Конный жандармский дивизион был переименован в кавалерийскую часть и в полном составе, как сообщали газеты, «с радостью выступил на боевые позиции». И только спустя время после отбытия бывших жандармов из Петровских казарм выяснилось, что с согласия солдатского комитета заведующий хозяйством дивизиона провел широкую торговлю казенным имуществом. На «Сухаревку» был продан даже пожарный инвентарь.