Читать «Последняя песнь Акелы. Книга вторая» онлайн - страница 41

Первым делом мы в Хоупстаад наведались, где квартировала пятая рота Королевского инженерного и вторая рота Сифортского полков. Дато с десятком таких же, как он, ухарей снял часовых, а после Шульженко пару часов подле казарм колдовал. И теперь в Хоупстааде нет английских частей, зато имеются чудные обугленные развалины четырех казарм и новенькое военное кладбище. Правда, после этого дела я был поражен до глубины души: люди Терона захватили в плен пятерых британских офицеров и примерно два десятка их подчиненных. Я думал, их расстреляют или повесят, и заранее искал местечко поукромней, чтобы избежать зрелища этой малоприглядной процедуры. Оказалось — зря искал. Всеслав Романович и Терон переговорили с офицерами, тихо, чинно, даже без мордобоя, а потом взяли и отпустили англичан. Под честное слово больше не воевать. Прям как в Средневековье каком-то. Трое из офицеров слово свое сдержали, и больше мы их не видели, а с лейтенантом, капитаном и их солдатами мы встретились уже назавтра, когда шли на Боотховвилл. Они нам засаду устроили. Как сказал потом Всеслав Романович — абсолютно убогую и бездарную, а потому все британцы в той засаде и полегли. Наши передовые дозоры их еще загодя заметили, ну а дальше можно и не рассказывать. Вот только после этого Арсенин зарекся кого бы то ни было под честное слово отпускать. Навсегда зарекся. Но еще в Хоупстааде мы узнали, что наш полковник-непоседа после Боотховвилла должен блокпост в Кингсгроув проинспектировать. И вот мы здесь. Пришли под самое утро. Буры, как и Винни-Пух, считают, что кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Причем утро должно быть самое раннее. Правда, от того эффекта неожиданности гостеприимные хозяева, как правило, умирают. Иногда от разрыва сердца, но чаще — от пули в лоб.

Здесь, в Кингсгроув, все произошло по тому же сценарию, точнее, как в какой-нибудь киношке про индейцев. Раннее утро, туманная зорька, первые, еще робкие, солнечные лучи… А дремлющий часовой, получив нож в горло, так и не успевает проснуться. Ну, а затем сотня партизан, как чертик из табакерки, без крика и звона разом навалилась на блокпост. Один залп, пара десятков одиночных выстрелов — и от личного состава блокпоста остались только трое. Сержант — цельнолитой, одним видом внушающий уважение дядька, слезливый ирландец-капрал, по внешнему виду — сущая тыловая крыса, на фоне которой даже я смотрюсь, как Крутой Уокер, ну и пацан-рядовой, лет восемнадцати на вид. Точнее, взяли в плен четверых, но тот четвертый то ли с излишнего страха, то ли от борзоты немереной кинулся на Арсенина. И соответственно, получив пулю в лоб, башкой прямо в горящую палатку и завалился.

Всеслав Романович словно озверел, я его раньше таким никогда не видел. Он этих бедолаг пленных, очень жестко, как в кино про войну, допрашивал. Нет, он их не бил и воняющим сгоревшим порохом стволом в зубы не тыкал, но вот тон у него такой… зловещий, что ли, был, и глаза: злые-злые. Лично мне было очень не по себе, что же чувствовали толстяк и мальчишка, даже представлять не хочу. Страшно. По-моему, только сержанту было на все наплевать. Так никому ни слова и не сказал, только перед тем, как его Барт застрелил, своим улыбнулся так ободряюще, мол, не трусьте. И все. Капрал, как сержанта мертвым увидел, сразу затрясся, заревел и давай про полковника частить. И очень я его понимаю, потому как меня тоже трясло. Я стоял за спиной у Дато, а меня колотило крупной дрожью, и ничего поделать с собой я не мог. Нет, во время атаки я тоже стрелял и даже в кого-то попал. Вроде бы. Но чтоб вот так, как Барт, хладнокровно, да еще сожалея, что патрон тратить приходится, я не умею. Вроде бы тоже — простые движенья: нажал на курок, и промахнуться в спину с двух шагов невозможно. Но я вряд ли смогу этому научиться. И слава богу.