Читать «Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)» онлайн - страница 19

И под удар молотка Лотр встаёт. Затихает истошный крик.

– Зачем же так жестоко? – Лицо его светится. – Бедные, милость церковная и на них. Признаёте ли вы вину свою, бедные, обманутые братья наши?

Корнила наклонился к клетке. Но этого и не требовалось. Во внезапно установившейся мёртвой, заинтересованной тишине ясно послышалось жалобное попискивание мышей.

– Гм… Они признают себя виновными, – сипло сказал Корнила.

– А вы им хвосты не прищемляли? – с тем же светлым лицом спросил Лотр.

– Упаси Боже… Это ж не человек… Я… их, честно говоря, боюсь.

– Церковь милосердна. Итак, брат мой Флориан, скажи в защиту заблудших сих.

Прикрыв глаза рукой, Лотр сел. И сразу поднялся отец Флориан. Улыбка на мгновение промелькнула на губах, серые глаза прищурились, как у ящерицы на солнце.

– Они сознались в расхищении хлеба. Чему учили меня касательно таких случаев в Саламанкском университете? Учили тому, что главное в судебном деле – признание обвиняемого или обвиняемой. Даже когда других доказательств нет, это свидетельствует о желании живого существа быть чистым перед Богом и Церковью. Здесь мы, к счастью, имеем достаточно доказательств. – Хитрая, умная, чем-то даже приятная улыбка снова пробежала по губам тайного иезуита. – Имеем мы и признание. Значит, убеждать в необходимости никого не приходится и книга правды, которую завещали нам наичистейшие ревнители веры Шпренгер и Инститорис, сегодня останется закрытой.

– Раскройте её! Раскройте! – завопила какая-то женщина на скамьях.

– Я знаю её наизусть, – сказал доминиканец, – и я не раздумывая применил бы её, если бы для этого были причины. Наказание мы определим и без «Молота ведьм». Помните, они признались… Наконец, поскольку дело о хлебе касается прежде всего не сынов Церкви, которые думают больше о хлебе духовном, а мирян, я хочу спросить, что думает об этом известный своим выдающимся богатством, разумом и силой, а также образованием господин, именно Цыкмун Жаба.

Жаба перебирал толстыми пальцами радужный шалевый пояс, лежащий у него не на животе, а под грудью. Толстые космы чёрных волос падали на глаза. Откашлялся. Лицо стало таким, что хоть бы и Карлу Великому пристало по важности, но при этом глупое, как свиная левая ляжка.

– Сознание – важное дело. То бишь осознание… Тьфу… признание. Признание – это… ага!.. Помню, выпивали мы… Признались они тогда… Опять же, и кто говорит то, что знает, говорит правду, а слова лжесвидетеля – обман. Мужики мои свидетельствовали – объели их мыши, а…

Жаба тужился, рожая истину.

– Это… vox populi vox… это… Как же это в коллегиуме говорили… ну, arbiter elegantiarum… Помню, закусывали мы…

– Скажите про мышей и хлеб.

– Хлеб топчут: водят по нему молотильными кругами с конями ихними. И это происходит от Пана Бога. Велика премудрость Его.

– Благодарим.

Босяцкий увидел, что Лотр готов сквозь землю провалиться. То-то же, а что бы он делал, доведись жить рядом с таким?

Войт не просто идиот, а идиот деятельный, к тому же пьяный и уверенный в своём величии и разуме. Обижается, если хоть по самому мелкому вопросу не спросят его мнения. Он – войт, значит, поставлен от короля. Хозяин города. Он богатый, как холера, и сильный, как чума. «У него войско, и поглядел бы я, как ты, кардинал, поссорился бы с „мечом города“».