Читать «Деньги или любовь. Жертвы половой войны» онлайн - страница 138

Игорь Львович Танцоров

Следующий, высший уровень нравственности — совесть, способность к нравственной самооценке. Это не умение поставить себя на место другого. Напротив, это умение поставить другого человека на своё. Муки совести начинаются там, где человек задаётся вопросом: что обо мне подумают? Но поскольку мнение посторонних истинно нравственному человеку глубоко безразлично, в реальности вопрос подразумевает: что я подумаю, глядя на себя? А поскольку такое вообразить всякому здравомыслящему человеку просто не под силу, ещё реальнее вопрос звучит так: что бы я подумал, глядя на чужого человека, если бы он вёл себя так, как предполагаю вести себя я? Что и есть помещение на своё место кого-то ещё. При этом, рассматривая как бы себя как бы со стороны, человек руководствуется врождённой нравственной системой — своими вкусами, предпочтениями, приоритетами. То есть всем тем, что ему нравится в поведении других людей, что он от них ждёт, что он от них желает. Своего рода нравственный идеал. А угрызения совести — это конфликт между тем, что он хочет и тем, что он есть. Конфликт между идеалом и реальностью.

Человек в принципе не может соответствовать своему нравственному идеалу. Во-первых, так задумано природой, во-вторых, такова жизнь, а в-третьих, всем нам присущи некие качества характера, которые делают это невозможным. По этой причине их называют пороками. Идеал и пороки — суть коллективное и персональное, социум и индивид. И корень нравственной дилеммы мужчины — личный успех или успех другого. Поэтому реакцией мужчины на заданный себе мысленно вопрос всегда будут угрызения совести.

Врождённая совесть мужчины — основа его нравственных мук — возник вследствие кооперации, абсолютно необходимой для коллективного выживания. Это — мужская мораль, в идеале украшенная такими нравственными перлами, как бескорыстие, самопожертвование, чувство долга. Следуя за мужчиной, женщина гораздо меньше нуждалась в этой моральной роскоши. Ограниченная большей частью семейными делами, она оттачивала совсем другие качества — инстинкты женщины ориентированы на конкуренцию за мужчину и его ресурсы. Как среди своих товарок, где женщина способна на самую мелкую пакость, так и в обществе, где даже дружное порицание проституции и порнографии — не более чем та же инстинктивная борьба с конкурентками. Отношения с мужчинами тоже не предполагают кооперацию — какая кооперация с жертвой любовных чар? Или с классовыми противниками?

Поэтому в случае женщины укоры совести часто играют второстепенную роль. Во многих случаях реакцией женщины на сакраментальный вопрос будет лишь страх, что она поступила не как положено, что она уронила себя в глазах мужчины. Собственная ценность — моральное бремя женщины. Ценность требует внимания, заботы и сбережения; само её наличие порождает моральный релятивизм, привилегированность, осознание собственной значимости и особенности. Мужчина — расходный материал, атака и передний фронт, а женщина — сокровище, тыл и обоз. Её задача выжить и вырастить потомство. Поэтому в поведении женщины конформизм и эгоизм играет куда большую роль, а моральные принципы — куда меньшую. Например, женщина крайне редко стремится спасать тонущего, если только он не её ребёнок. И никому не придёт в голову её за это осуждать. Тем более не следует думать, что порок жадности, из-за которого женщина может предпочесть деньги любви, вызовет у неё муки совести. Муки совести в данном случае не вторичны, а десятеричны. В борьбе с дилеммой женщина подчиняется инстинктам — в конце концов, деньги есть самый прямой, хоть и примитивный, метод её оценки. А уж моралью точно ничего не измеришь. И тем более не добьёшься.