Читать «Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем» онлайн - страница 16
Антонина Николаевна Пирожкова
Никита Селифанович страшно переживал обрушившееся на него горе — ведь все его надежды были связаны именно с Яковом, которому он намеревался передать хозяйство. А старший сын Иван был человеком легкомысленным — всё куда-то уезжал, да и женился уже не один раз.
Вскоре после этого несчастья в Любавичи из Сибири вернулся один из родственников или знакомых семьи.
В разговорах за столом он много рассказывал о Сибири, о богатстве этого края, о том, как легко там жить и найти работу. И моя мама сразу же решила, что надо ехать в Сибирь. Она не хотела выходить замуж из-за пристрастия Николая Ивановича к спиртному. Он не был алкоголиком и после выпивки лишь становился веселее и остроумнее, смешил всех своими рассказами и выдумками. Мама же сама никогда не пила и не любила пьющих. Но тут она дала согласие на брак, чего он давно добивался, и, сыграв свадьбу, молодые уехали в Сибирь, вопреки воле маминого отца.
Детство в селе Красный Яр
Приехав в Сибирь, мои родители поселились в богатом селе Красный Яр, где сняли квартиру у одинокой женщины. Я не запомнила ни имени нашей хозяйки, ни как она выглядела, зато хорошо помню очень вкусные калачики, которые она пекла из пшеничной муки. Еще горячими она складывала их в глиняный горшок и добавляла туда много сливочного масла и сметаны. Затем встряхивала горшок, добиваясь, чтобы смесь сметаны и масла хорошо обволокла и пропитала калачики и придала им так запомнившийся мне чудесный вкус.
Когда я родилась — а родилась я 1 июля 1909 года, — к нам в Красный Яр из Любавичей приехала бабушка, посмотреть на свою первую внучку. Она привезла с собой ту часть наследства, которую дед завещал маме.
Получив наследство, мама решила строить дом. В отличие от отца, который ничего не понимал в хозяйственных делах, моя мать была деловой и очень энергичной женщиной. Она сама составила план дома, сама покупала материалы, сама наняла рабочих и следила за ходом строительства.
Однажды мама взяла меня с собой посмотреть на строящийся дом, и я, зазевавшись, споткнулась о кирпич и упала. Рабочий, поднявший меня, сказал: «Ничего, землячок, до свадьбы всё заживет». Он назвал меня «землячок», потому что я была в штанишках. Но тогда меня это очень удивило, и я хорошо запомнила его слова. Думаю, что именно с этого моего падения и со слова «землячок» я и стала себя помнить. В то время мне было три года с лишним, и я помню наш дом, огород, всех окружавших меня людей. Хорошо помню, как крестили моего брата Олега у нас дома. По настоянию матери купель из церкви принесли к нам домой, хорошенько вычистили, затем мама облила ее спиртом и подожгла. Это был ее излюбленный способ дезинфекции. Пришел священник отец Владимир. Мама несколько раз пробовала пальцами воду, достаточно ли она теплая, и все боялась, как бы мальчик не захлебнулся. Как крестили меня и моего брата Игоря, родившегося через два года после меня, я не знаю. Возможно, носили нас в церковь, а может быть, и дома на той квартире, где мы жили до постройки дома. Моя мама вполне могла уговорить отца Владимира окрестить младенцев на дому, так как он дружил с отцом и бывал у нас в гостях, а мама была настойчива в своих желаниях.