Читать «История нравов» онлайн - страница 231
Эдуард Фукс
Если добрачное половое общение в силу всего сказанного становится неотвратимым роком, то отношение к нему общественного мнения продолжает по-прежнему быть несправедливым. Правда, в среде пролетариата оно считается вполне естественным и не роняет человека в глазах его товарищей. Но это применимо только к этому классу. Конечно, это не значит, что верхние слои общества совсем не понимали принудительной логики такого положения вещей.
Добрачные половые сношения в большинстве случаев непроизвольны, продиктованы необходимостью удовлетворять половую потребность, не могущую рассчитывать на удовлетворение в браке. Но они могут выражать собой также и стремление к освобождению от гнета брака. В таком случае в них может обнаруживаться и более высокое самосознание личности, желание основать свободный от всяких условностей и всяких денежных соображений союз двух душ, двух сердец, союз, при котором обе стороны отдают себе ясный отчет в том, что их связывает только искренняя любовь, что мужчина и женщина не прикованы друг к другу, когда любовь исчезнет или окажется ошибкой. Только такой союз и имеет право называться «свободной любовью».
О таких связях можно сказать, что они представляют собой, быть может, наиболее нравственный союз среди сексуального хаоса, порожденного капитализмом и вполне ему соответствующего. Так как хаос в области половых отношений — это адекватное отражение капиталистического общества, то немудрено, если нравственное лицемерие всегда клеймит именно свободную любовь как беспорядочное смешение, как проявление необузданных инстинктов, как стремление к половому общению, свободному от всяких обязательств, которое только прячется под идеализирующей маской, — словом, нет ничего удивительного, если «свободная любовь» осуждалась самым бесцеремонным образом, ибо ничто так не ненавистно лицемерию, как добродетель.
Любопытство. Венская гравюра. 1880
Как более частое явление «свободная любовь» встречается только в буржуазный век, поскольку предполагает индивидуальную независимость, характерную для культуры большого города, то есть возможность для отдельной личности освободиться как раз в своей половой жизни из-под безжалостной диктатуры своего класса, не подвергаясь неизбежному бойкоту этого класса, от которого она легко может погибнуть. Такая эмансипация невозможна в рамках маленького города. Только разве отдельные герои способны на такой подвиг, но им приходится несказанно страдать от безжалостной диктатуры морального лицемерия: доказательством может служить свободный брак Гёте с Христиной Вульпиус. Как раз этот брак показывает, какое резкое противодействие вызывают подобные связи в рамках маленького города.
Все смотрели на Христину Вульпиус сверху вниз, ее считали просто наложницей поэта и мирились с ней лишь как с капризом Гёте. Даже Шиллер не сумел возвыситься до более независимого отношения к этой великолепной женщине. Перелистайте переписку обоих великих людей, и вы увидите, как старательно избегает Шиллер упоминаний о Христине Вульпиус. Почти никогда он не кланяется ей в своих письмах, хотя Гёте со своей стороны просит Шиллера в каждом письме передать привет его — ничем не выдающейся — жене.