Читать «Подлинная история «Майора Вихря»» онлайн - страница 187

Александр Юльевич Бондаренко

«В работе инициативен, требователен к себе и товарищам. Среди коллектива пользуется заслуженным деловым авторитетом.

За хорошую работу в IV квартале 1956 года занесён на доску почёта Мосресторантреста».

Характеристики эти датированы 1956–1957 годами.

Вот в это время он действительно был похож на экранного Штирлица! Чёрный смокинг, накрахмаленная белая рубашка, вежлив, сдержан, предупредителен… Впрочем, «Штирлицем» он был не только внешне.

«Когда было нужно, — вспоминает Ботян, — я, как старший метрдотель, усаживал «нужных людей» за «нужный», подготовленный, столик… Включал технику, слушал разговоры… Я же поддерживал связь с нашими — со Вторым главком».

«Второй главк», то есть Второе главное управление КГБ, это, как известно, контрразведка. Алексей Николаевич не таил обид на ведомство, которому он вдруг оказался «не нужен», «не сжигал кораблей», «не плевал в колодец»… Он продолжал служить Родине, он доказал свою верность «конторе», и вскоре это было оценено по достоинству.

В 1957 году 13-й отдел Первого главного управления (или ПГУ, как тогда называлась внешняя разведка) КГБ при Совете министров СССР возглавлял один очень уважаемый человек, фронтовик. Вроде бы именно по его инициативе Ботяна пригласили, точнее, в соответствии с нравами тех времён, — вызвали на Лубянку.

— Ну как, назад пойдёте? — спросили без всяких околичностей.

— С большим удовольствием! — не задумываясь, ответил он.

Только тогда, по возвращении на службу в госбезопасность, он получил звание майора.

* * *

Поначалу Алексей возвратился в Советский Союз один, семья оставалась в Чехословакии.

«Чехию помню очень мало, — рассказывает Ирина Алексеевна. — Помню дом — у нас была половина двухэтажного дома, — помню, как я кубарем летела с лестницы! Помню, что у меня был самокат такой небольшой и то, что мне приносили пирожные из знаменитой кондитерской. У нас ещё был мотоцикл, папа катал маму, чего-то однажды очень резко затормозил — мама через него перелетела, а он так за рулём и остался! А так, наверное, я больше ничего не помню… Было там у нас, наверное, три комнаты — с нами жили дед и бабушка. Дом купили как бы на имя деда, поскольку дед был участник войны. Деньги были папины, а «крыша» дедова — там всё было очень хитро! Потом папа сюда уехал, а нас нелегально вывезли через год, нас троих — меня, маму и бабушку. Дед там остался. Как папа говорит, бабушке с дедом очень тяжело жилось, а потому они и решили, что пусть он там и остаётся. А они уехали. Но никто не думал, что это «уедется» навсегда. Но так случилось, что больше я деда никогда не видела…»

«Я приехал сюда один, а Галина Владимировна только и знала, что я поехал в Россию, — рассказывает Алексей Николаевич. — Но время идёт, а меня нет и нет! Где-то уже почти год прошёл — и она подняла шум: мол, муж уехал, и нет мужа… Где он?! Тогда к ней приехал мой товарищ, Михаил Антипов. Спрашивает: «Поедете за мужем?» — «Поеду!» — говорит, не спрашивая куда. «Тогда кидайте вещи — и поехали!» Она быстро собралась, оставив практически всё, кроме самого необходимого, взяла с собой мать и дочь, и Антипов привёз их на машине прямо в Чоп. Это была пограничная станция… Привёз он их, провёл куда надо и сам уехал. Не нужно ему было там долго «светиться». Тут я подъехал, сказал пограничникам, кто мне нужен… Пограничник говорит Галине: «Вот, приехал за вами такой Ботян…» Она отвечает: «Не знаю такого!» Я-то там Дворжак был, а не Ботян! И она меня только как Дворжака знала… Вечер, темно, она меня не видит… Но тут Ира, дочь, она маленькая — четыре года ей было, меня увидела. Она вырвалась от пограничников, кричит по-чешски: «Татинко! Татинко!» — «Папочка! Папочка!» Пограничник сообразил, пропустил… Приехали мы в Москву — квартиры не было, но хорошие товарищи, с которыми мы работали, на несколько дней у себя приютили, а потом мне дали комнату на Каляевской улице…»