Читать «Записки одной курёхи» онлайн - страница 95

– Давай нитку, – хмуро сказала Санька.

– Зачем? И откуда я тебе ее возьму? – мрачно спросила я.

– Из хайратника выдери. Мы ее одним концом к ручке, другим к гвоздику звонка. Так и будем знать, пришел ли Такель, пока мы спали. Читала в вузовском учебнике по криминалистике. Кстати, а где мы спать-то будем? Спать на подоконнике – это…

– Это классно, – грустно договорила я за Саню. – Тем более что он широченный.

Саня приладила нитку и взгромоздилась на подоконник. Вертелась и так и сяк, наконец села, свесила ноги. Длинное тоскливое лицо, патлы мотаются, громадные шумерские глазища запали, – и взгляд такой, как будто что-то потеряла. Одно слово – курёха!

Я спустилась этажом ниже и тоже свернулась на подоконнике. Положила под голову Шримад-Бхагавату. «Хоть на что-то сгодится», – бормотала я, задремывая.

Утром в семь часов мы встрепенулись. Побежали к ниточке. Она была нетронута.

– Это что же? Такель не ночевал дома? Звоним.

– Извините, ради бога, Ксения Всеволодовна! Лева так и не возвращался?

– Бог простит. Был, ушел на работу, дверь – хлоп.

– Странно, но нитка… – засомневалась Саня.

– Он надел ее обратно, потому что подумал: значит, так нужно, если тут нитка. Так хочет Бог, чтобы… – Аналитический мозг будущего юриста искал рациональную причину.

– …Чтоб я дома не ночевал. Пойду к подружке, – грустно хихикнула я.

– Дура, – обиделась Саня. – Понятно же! Он снял нитку, переночевал, а утром опять надел. Поберег наш сон.

– Сомневаемся в Такеле, – сказала я, – а сами-то хороши: третий день в Питере – а для спасения Борисова и его группы еще ничего не сделали!

Поразмыслив, мы решили поехать в Александро-Невскую лавру и купили там молитву для алкоголиков и икону святого Бонифатия Милостивого – спасителя пьяниц, чтобы вручить все это Борисову. Ведь ясно же: Борисов пьет от печали: Лева ушел, группа разваливается.

Оттуда мы решили рвануть в Петергоф на экскурсию. Для повышения увядшего настроения. В автобусе, кроме нас, было трое японцев. Мы пели песни и веселились, как могли. Японцы терпели.

Этот день, 19 августа 1991 года, мы, наверно, будем помнить всю жизнь, как символизирующий Время Монплезиров.

Стоял солнечный, ветреный день. Там, во дворце Монплезир, давшем название этой поре нашей юности, в застекленной галерее, нас пронзили острые прямоугольные лучи, идущие со всех сторон. Нас пронзило счастье!.. Там же мы обнаружили огромную кровать с пологом, как раз на троих – мы с Саней и Борисов!

При виде ее мы подняли восторженный визг. Экскурсоводша на нас шикала, дескать, мы мешаем японцам, но мы ни на кого не обращали внимания – на свете есть только я, Саня и Борисов!

Как вдруг вошла какая-то тетка и сказала:

– В стране переворот. Ельцин только что объявил это официально. У Белого дома бронетехника Рязанского полка, Таманская дивизия. Создаются отряды народных ополченцев! Ельцин направляет эмиссаров в Свердловск и Париж!

– Свердловск – и Париж! – захохотали мы.

– А что вы смеетесь, собственно? – спросила у нас дама. Очевидно, она была директором музея. – Перестройка кончилась. Возвращаются сталинские времена!