Читать «Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.» онлайн - страница 382

В Эдинбургском университете состоялась пресс-конференция, которую мне пришлось проводить со многими десятками журналистов, съехавшихся со всего света. То была первая встреча «Восток — Запад» после инцидента с «Боингом». Пресс-конференция от начала и до конца, а длилась она несколько часов, была посвящена причинам и обстоятельствам гибели южнокорейского лайнера.

Каких только горьких, негодующих слов не было произнесено в наш адрес. Нас называли (на первый, поверхностный взгляд, не без оснований) «убийцами», «варварами» и т.д.

Было очень много вопросов и среди них такой: «Скажите, кто принимал решение сбить самолёт?» Я ответил: «Решение было принято командующим Дальневосточным военным округом». Мне заметили, что, выходит, это решение не было политическим, что по приказу военных, мол, может быть сброшена и водородная бомба?

Я заверил, что по приказу военных бомба ни в коем случае не может быть сброшена, что ядерная кнопка в самых надёжных руках. Объяснил, что в кабине каждого самолёта, курсирующего по полярной трассе через Северный полюс (эту трассу называют воздушной Гиндзой — по имени самой длинной и оживлённой улицы Токио; по трассе ежегодно пролетают три тысячи самолётов), прямо перед глазами пилота висит карта, на которой обозначено несколько районов на Дальнем Востоке СССР, где любой иностранный самолёт сбивают без всякого предупреждения. Такое общее решение было принято на самом высоком политическом уровне. Южнокорейский самолёт, имея на борту три самые современные, дублирующие друг друга электронные системы управления, отклонился от трассы на 500 километров. Ни один специалист, занимающийся инцидентом (а их было множество), не сказал, что отклонение могло быть случайным.

Тем не менее многие газеты мира вышли на следующий день после пресс-конференции под кричащими аншлагами: «Главный редактор «Правды» сказал, что армия вышла из-под контроля партии и государства». Коллеги-газетчики беззастенчиво взяли только первую часть моего ответа, где говорилось о том, кто отдал приказ, а вторую часть (о карте) деликатно опустили.

Как только я вернулся в Москву, сразу вызвали в ЦК сначала к заведующему Отделом пропаганды Б.И. Стукалину, затем к секретарю ЦК Б.Н. Пономарёву. От меня потребовали письменное объяснение. Написал я это объяснение. Оно поступило в ЦК, его взяли на контроль.

Через пару дней мне позвонил Черненко, расспросил, что и как было, сказал: «Возвращаю твоё объяснение, считай, что никто у тебя его не требовал и ты его не писал».

За сорок лет пребывания в партии и пятнадцать лет работы в «Правде» мне впервые пришлось писать объяснение по поводу обвинений в моей политической незрелости. Черненко быстро во всём разобрался, снял надуманные наветы.