Читать «Миграции» онлайн - страница 180

В один из приездов во Львов в середине 90-х меня поразило обилие на улицах внезапно охромевших мужчин среднего возраста. Своим внешним видом (а хромота, да еще с палочкой, самый наглядный вид увечья) они как бы сигналили окружающим: я калека, не обижайте меня, пропустите без очереди, уступите место. Может, это началось, когда пожилые матери семейств стали тайком поднимать с тротуаров окурки для своих мужей-пенсионеров?

Если ты десятилетиями жил с водой в кранах по расписанию, то и к отключениям света легко привыкнешь. Все происходит незаметно и очень быстро. В Петрограде, Афганистане, Сомали или Грозном. Во Львове, к счастью, далеко не так драматично и, считай, бескровно, но оттого не менее наглядно. Потому что город пропитан овеществленной Историей, как губка, каждый дом в центральной части и старых районах сочится ею, каждый холм источает ее пряный аромат.

Пятьсот лет, начиная с пожара 1527 года, здесь не прерывалось каменное строительство. Вырос удивительной красоты организм, оттого что предки горожан, несмотря на конфликты интересов, умели договариваться между собой и действовать сообща. Вроде и учили нас этому в советских школах и дома, но как-то плохо: говорили одно, делали другое.

А ведь это азы экономики, цивилизации и культуры — вообще всего хорошего. Где этого нет, наступают одичание и немедленное обнищание — просто потому, что два соседа, два человека одной веры и даже происхождения, не способны или не хотят договориться друг с другом. И тогда, как Наполеон говорил, народ, который не желает кормить свою армию, будет кормить чужую. Или же вкалывать на чужом поле. Население Украины, десятая часть которого, только по официальной статистике, подалась в гастарбайтеры, лишь подтвердило это общее правило. На Кавказе, в Средней Азии, Молдавии дела обстоят и того хуже.

Гастарбайтеры сами-то работать умеют. Не умеют работать заработанные ими деньги — для этого нужны какие-то другие способности. Так вырастают просторные дома, в которых некому жить, которые некому продать, между которыми некому убрать кучи ничейного мусора. «Дикие» предприниматели захватывают первые этажи городов, выше которых хоть трава не расти — точнее, именно расти; карнизы и балконы — вались на голову, а штукатурка — сыпься. На центральной площади Львова все 90-е простояло два выгоревших многоэтажных дома — каких инвесторов вы заманите в такой город? Слава богу, на месте разукрашенных аляповатой рекламой руин один из банков построил наконец какую-то уродину. Возмущению безработных реставраторов и архитекторов нет предела — а пепелище что, было лучше? Сколько людей в цвете лет за это десятилетие вымерло в городе от безысходности? Сколько людей постарше, не столь чувствительных, дегенерировало, опустилось, спилось? Тяжело писать об этом, стыдно прибегать к пафосу, но замалчивание размеров происходящего было бы равносильно предательству.