Читать «Куда улетают ангелы» онлайн - страница 5

— Я машину отпустил. Костя поставит ее в гараж. Завтра за мной приедет.

— Хорошо, я вызову тебе такси.

С едва заметной паузой Саша спросил:

— Так, где мои креветки и моя холодная водка? В маленьком стаканчике с кусочком лимона? Где твоя короткая джинсовая юбка с рваными краями… или нет, лучше платьишко то надень, темно-синее, английское что ли, шелковое такое, скромное… а остальное можно снять… — он покосился на громко и ровно сопевшую Варьку. — Что за день у нас сегодня?

— В смысле?

— В смысле способности к деторождению. Благоприятствует?

Я не успевала отвечать, я не успевала радоваться или сердиться. Шквал под именем Александр Виноградов, наглый, жестокий в своем вечном эгоцентризме, и тем не менее неотразимый, смял не только наивную и трепетную Варьку, но и умную, осмотрительную в отношениях с нашим ближайшим родственником и достаточно — чтобы не терять контроля до конца! — достаточно бестрепетную меня.

— Что вам благоприятствует, нам препятствует, — сказала я и не сбросила его руки, которыми он обхватил мои лодыжки и плавно поскользил наверх.

— Не слышу ничего, — Александр Виноградов изловчился и одним движением сам переместился в наше огромное кресло и перенес туда меня. — Бедная девочка уснула на полу, — он кивнул на успевшую разметаться во сне Варьку и крепко обнял меня. — Я не понял, что вы сказали? День благоприятствует зачатию Максима Виноградова или нет?

— Благоприятствует, — ответила та дура, которую моя мама назвала при рождении Елена, что у древних греков означала — «сверкающая».

Сверкающая дура.

* * *

Я такая, какой была всегда. Чего ты не мог вытерпеть? Что нового ты узнал обо мне — такого, чего не знал раньше? Что такого, с чем нельзя жить? Я не зануда, не хулиганка (не бросаюсь ботинками, кастрюлями, не сквернословлю да и вообще почти не ругаюсь). Я могу накричать на Варьку, но ты не слышал этого ни-ког-да. Ведь правда?

Я не грязнуля, не лентяйка, не ханжа и не чудачка. Я не алкоголичка, я не пью водку и вообще почти не пью, потому что плохо себя чувствую от спиртного, я не курю и не люблю никого из мужчин, кроме тебя.

Возможно, у меня не самый лучший характер. Но разве ты этого не знал лет десять по меньшей мере? Что я упорно не понимаю преимуществ гражданского брака…

Да, я тебя ревновала — интеллигентно, — когда видела волосы разного цвета у тебя в ванной. Женские (надеюсь, что только женские), длинные и короткие волосы, прилипшие к раковине — каштановые, рыжие, крашеные, протравленные химией, двуцветные, зеленые… Ты раздраженно говорил: «Где ты их только находишь? Это же домработница моя, Марина, все перекрашивается…»

Да, я не всегда верила твоим внезапным отлучкам и командировками, иногда не совсем вовремя звонила на работу со своими упреками и слезами.

Основной формой моего протеста был уход. Я собирала вещи и уходила — с твоей дачи, из твоей холостяцкой квартиры, в которой по углам были затолкнуты узелки и пакеты с Варькиными запасными колготами и моими шелковыми ночными рубашонками. Наверно, надо было однажды кинуть в тебя кастрюлей со свежесваренными щами. Нет, лучше с борщом. А я уходила. Молча. Раза четыре за все эти годы. И если ты не бежал вслед — что бывало, но не регулярно, то через пару дней или пару недель — по степени обиды — очухивалась, думала-думала-думала и приходила к выводу, что виновата сама. Если ты и дальше не делал попыток меня вернуть, то вывод был — точно виновата сама и во всем. И приходила обратно.