Читать «Убийство в Амстердаме» онлайн - страница 13

Гнев Афшина Эллиана распространяется в первую очередь на исламских революционеров, зверства которых он видел еще подростком в Тегеране времен аятоллы Хомейни. Как Айаан Хирси Али, испытавшая на себе религиозный фундаментализм в Саудовской Аравии, а затем вступившая в организацию «Братья-мусульмане» в Кении, Эллиан был непосредственным свидетелем жестокости политического ислама. Это сформировало (а по мнению некоторых – извратило) его представление об исламе. Глядя на Мохаммеда Б., Эллиан вспоминает историю пыток, тюрем, казней и массовых убийств в ходе священных войн.

Конечно, пригород Амстердама – не Тегеран, с какой бы готовностью ни откликались некоторые его жители на призывы к убийству и мученичеству. В процветающей равнинной стране польдеров и плотин, где конфликты решают с помощью компромиссов и переговоров, все обстоит иначе. Конечно, Эллиана могли счесть, эмоциональным иностранцем, который легко выходит из себя и «выбирает тон, несвойственный голландским авторам». С другой стороны, то же самое говорили люди, благоденствовавшие в либеральных демократических государствах, о беженцах из Третьего рейха и диссидентах коммунистических стран. Что и говорить, Амстердам отличается от Тегерана, но Эллиан не политический деятель и не дипломат, а вечный диссидент, для которого компромисс – признак слабости.

Эллиана приводила в ярость не только неспособность других иммигрантов с Востока понимать и соблюдать законы, гарантирующие их свободу, но и, что еще хуже, неспособность европейцев ценить то, что они имеют. Эллиана и ему подобных, в том числе Айаан Хирси Али, иногда называют «фундаменталистами Просвещения». В этом можно усмотреть противоречие. Ведь мыслители Просвещения отвергали все догмы. Однако склонность Эллиана к обвинениям во имя свободы и демократии объясняется болезненным опытом прежних лет.

Отвечая на мой вопрос о том, как он справляется с опасностями в своей жизни, Эллиан сказал, что, когда ситуация обостряется, он обращается к книгам Фридриха Ницше. Почему представители западной цивилизации – единственные, кто отказывается от своих традиций, спрашивал он. «Почему не мы? Это же расизм – считать, что мусульмане слишком отсталые, чтобы думать самостоятельно». Он говорил страстно, даже яростно. Я восхищался его убежденностью, но в его ярости было что-то настораживающее. Что-то, что напомнило мне об идее Хёйзинги: опасные иллюзии возникают от чувства неполноценности, исторической несправедливости. Эллиан то и дело вопрошает, воздевая в отчаянии руки: «Почему великие цивилизации Персии и Аравии не порождают Ницше или Вольтера? Почему не сейчас?»

Сражение идет столетиями, но с новой силой вспыхнуло сравнительно недавно. До этого мало кто вне стен университетов обращал внимание на встречные потоки Просвещения и Контрпросвещения. Нападение на Всемирный торговый центр и сентября 2001 года, массовое убийство, случайное и в то же время точно спланированное, вернуло Просвещение в центр политических дебатов – особенно в Голландии, одной из стран, где все это началось более трехсот лет назад.