Читать «Линии разлома» онлайн - страница 121
Нэнси Хьюстон
Дальше я ничего не помню, потому что заснула и не знаю, сколько прошло времени, но потом мама начала стучать в дверь и звать: «Сэди… Сэди… Ужин готов!» — и я быстро кладу подушку на место, иначе мама узнает, что я шпионила.
— Зачем ты заперлась? — спрашивает она, замечает валяющиеся на полу грязные салфетки, понимает, в чем дело, и произносит: «Ох, детка, прости меня!» — но я не отвечаю. Иду в ванную мыть руки, оставив ее убираться, ведь это она во всем виновата, и я ее ненавижу.
За едой (макароны с сыром) я продолжаю дуться, а она не спрашивает, в чем дело, потому что и так все понимает, но потом все-таки кладет вилку и говорит:
— Сэди, для девочки твоего возраста ты очень многое понимаешь, но есть вещи, которых детям не понять, и я не обязана ничего тебе объяснять.
Я молчу, и она говорит:
— Не сердись, радость моя.
Мне хочется помучить ее еще немножко, и я продолжаю поглощать макароны, а потом спрашиваю:
— На каком языке вы разговаривали?
— Пытались говорить на немецком… — со смехом отвечает она. — Но мы оба почти все забыли — слишком много времени прошло.
— Где ты выучила немецкий? — спрашиваю я, боясь — сама не знаю почему — услышать ответ.
Она долго молчит. Тяжело вздыхает. Потом говорит:
— Ох, Сэди, понимаешь… когда-то давно я была немкой.
Она смотрит мне прямо в глаза, хотя мыслями витает где-то далеко, и произносит несколько странных слогов. Я спрашиваю:
— Что это было?
И она объясняет с тихим смешком:
— Немецкий алфавит задом наперед!
Я не знаю, что мне делать с этой информацией, у меня нет желания задавать новые вопросы, я просто хочу, чтобы этот день закончился, пусть бы он и вовсе не начинался, и Питер не уезжал бы в Калифорнию, и все это оказалось бы дурным сном. Я иду спать, но мозги у меня кипят, вопят и стонут, как лежащий внизу город, по которому носятся, завывая сиренами, машины «скорой помощи», пожарные и полицейские. Если мама — немка, значит, Крисвоти не ее родители, то есть мне они — не бабушка с дедушкой, но она-то —
На следующий день, на перемене, один мальчишка носится за мной и дразнится: «Еврейка! Еврейка!» — но я пообещала Питеру больше не играть в эти игры и пытаюсь убежать, спотыкаюсь, падаю, ударяюсь коленкой, бреду в медпункт, сестра снимает с меня чулок, и я вижу кровь и слышу, как Враг злобно хихикает и радуется: «Нацистская кровь, Сэди! Нацистская кровь!»
IV. КРИСТИНА, 1944–1945
Нескончаемое удивление и восторг.
Порази меня, говорю я миру.
Взбодри меня, ослепи, обмани, вскружи навечно голову.