Читать «Линии разлома» онлайн - страница 118

На обложке маминого диска огромными золотыми буквами написано ее новое имя — ЭРРА. Мне очень нравится фотография — она поет, закрыв глаза и вытянув вперед руки, как будто приглашает всех разделить ее радость. Звукозаписывающая компания организует концерт и по всему городу расклеены афиши с маминой фотографией.

Когда я просыпаюсь наутро после концерта, мама с Питером пьют на кухне шампанское — они не спали всю ночь.

— Жаль, что ты этого не видела, милая! — говорит мне Питер. — Потолок едва не обрушился от оваций!

Он поднимает меня и кружит, пока я не начинаю верещать, потом дает пригубить шампанского, потому что это воистину великий день.

Мама целует меня в лоб и торжественно объявляет:

— Это только начало, зайчонок, обещаю тебе.

Я завтракаю, а Питер дразнит маму из-за ее манеры трогать родинку во время пения (он, должно быть, слегка пьян, иначе не решился бы ее поддевать).

— Зачем ты так делаешь? — спрашивает он. — Это как камертон или что?

— Нет, — отвечает она, — это талисман. У Сэди есть… — Увидев ужас в моих глазах, мама умолкает.

— Что есть у Сэди? Родинка? — переспрашивает папа.

— Нет, нет, талисман, — небрежно бросает мама. — Маленький камешек в форме сердечка, она держит его при себе уже… как давно он у тебя, дорогая?

— Ну… три года, — отвечаю я, потрясенная тем, как легко солгала моя мать и как просто она позволила солгать мне.

— Три года! — повторяет мама. — Представляешь? Половину ее короткой жизни!

После завтрака я ищу в словаре слово «талисман» и нахожу его значение: вещь, «которую считают наделенной волшебной силой». Я бы хотела иметь талисман, но у меня его нет.

Проходит несколько дней, и папа улетает в Калифорнию — на целый месяц, чтобы организовать концерты Эрры. Я по нему скучаю, особенно по утрам в воскресенье, но это здорово — единолично владеть мамой. Иногда, укладывая меня спать, она устраивается рядом, и мы лежим в темноте и долго разговариваем. Однажды вечером я наконец решаюсь спросить, кто научил ее читать в пять лет, а она говорит:

— Знаешь, что? В «Мэдисон Сквер Гарден» дают классное представление на льду. Хочешь пойти?

Я осознаю, что мама ловко сменила тему, потому что не хочет отвечать, но вопрос повторить не решаюсь.

Декабрь, воскресный вечер, идет снег — крупные пушистые хлопья кружатся в воздухе, медленно опускаются на землю. Кажется, что кто-то заколдовал наш квартал и все погрузилось в сон, люди сидят по домам, снег бархатной шкуркой припорошил мусор и собачьи какашки. Фонари зажигают в четыре часа, я стою у окна, любуюсь красотой и покоем улицы Норфолк, и тут раздается звонок в дверь.

Пауза. Звонят снова. Я выхожу в гостиную и понимаю, что мама не слышит, потому что наливает себе ванну, отвернув краны на полную катушку. Я подхожу посмотреть, кто к нам заявился, и обнаруживаю дядьку, совершенно непохожего на друзей моих родителей. Он светловолосый, бледный и ужасно худой, щеки у него впалые, а челюсти так крепко сжаты, что на скулах ходят желваки. Я даже слегка пугаюсь и решаю сказать: «Вы, наверное, ошиблись адресом», но тут он спрашивает — громко и как-то неуверенно: