Читать «Линии разлома» онлайн - страница 110

Нэнси Хьюстон

— Что?

Он наклоняется еще ближе и произносит заговорщическим тоном:

— Я выучил свой текст наизусть.

Я прыскаю от смеха, и бабушка немедленно дает мне тычка локтем по ребрам. Орган с надсадным свистом заводит «Свадебный марш» Мендельсона, и все оборачиваются, чтобы посмотреть, как дедушка медленно ведет маму по центральному проходу. На ней совсем простое платье — белое, длинное, без рукавов, золотистые волосы заплетены в косички и украшены белыми цветочками. В мире никогда не было невесты красивей.

— Смотри, — шепчет Питер, — твоя бабушка плачет, точно в нужный момент! Теперь мой выход. Я боюсь. Так что я должен сказать?

— «Да».

— Ну конечно. «Да». «Да». «Да».

Он медленно идет к алтарю — и через несколько мгновений актер, играющий роль священника, объявляет, что отныне моя мама и Питер Зильберман связаны священными узами брака.

Свадебный прием сражает меня наповал количеством еды. Гости курсируют между столами, угощаясь разнообразными маленькими пирожками. За все, конечно, заплатили родители Питера — они богачи, мои бабушка с дедушкой ни за что не стали бы тратить деньги на все эти фаршированные рулетики, хрустящие слоеные шарики и сочащиеся медом сласти. Я пользуюсь случаем — бабушка не станет выговаривать мне при людях — и объедаюсь, млея от наслаждения и приказав Врагу заткнуться: ну да, я знаю, что ем слишком много, но мама ведь не каждый день выходит замуж!

Среди гостей есть несколько малышей и подростков, но только я достаю взрослым до пояса и, расхаживая по залу, улавливаю много неаппетитных запахов.

Отец Питера стучит ножом по бокалу с шампанским — он хочет произнести тост, следом слово берет дедушка, потом настает черед новобрачного. Я слушаю речи и вспоминаю слова Питера о театре. Может, люди играют роли не только на свадьбах, но вообще всю жизнь? Может, консультируя сумасшедших, дедушка играет роль психиатра, а мисс Келли играет роль злой учительницы музыки, когда бьет меня линейкой по пальцам? Может, в глубине души каждый из них — кто-то другой, но всех заставили выучить реплики, всем выдали дипломы, и они идут по жизни, играя роли, и так к этому привыкают, что не могут остановиться?

Мама — другое дело. Чтобы играть роль певицы, нужно быть певицей, тут не смошенничаешь. Наверное, моя мама — единственная из всех не притворяется, она — та, кто она есть на самом деле.

Додумав эту мысль до конца, я решаю пойти в сад, чтобы выяснить, какую еду можно раздобыть там, и — бац! — врезаюсь в застекленную дверь: я думала, створки распахнуты, а они были плотно закрыты. От удара у меня перехватывает дух, ужасно больно нос, но главное — во все стороны летят осколки. На меня смотрят оторопевшие гости, официанты торопятся убрать стекло, а Враг объявляет: «Ты наказана за чревоугодие».

«Ох, Сэди! — восклицает бабушка, но быстро справляется с раздражением и говорит совсем другим тоном: — Иди ко мне, быстренько!» У меня течет кровь, и она хочет утереть ее салфеткой, пока я не испортила новое желтое платье.

К счастью, отец Питера делает знак оркестру, чтобы отвлечь внимание публики от досадного происшествия, и музыканты играют вальс. Новобрачные кружатся по залу, а потом мама делает невероятную вещь: они с Питером «подруливают» к нам с бабушкой, подхватывают меня на руки (прическа à la «шлем Минервы», воланы из тафты, пластиковый ремешок и нос в крови) и продолжают танец. Когда музыка смолкает, мама и Питер ставят меня на стол, прямо на белую скатерть (они могут делать все, что захотят, это их день), берут за руки, поворачиваются к толпе, и мама гордо провозглашает. «Представляю вам новую семью: Питера, Кристину и Сэди!» Гости бурно аплодируют, а я смотрю на бабушку с дедушкой — у них на лице привычное скорбно-натянутое выражение, словно им все равно, чем заниматься — праздновать свадьбу дочери или сидеть в сортире.