Читать «Здесь и теперь» онлайн - страница 3
Владимир Львович Файнберг
Я подумал, что и теперь необходимо будет записать все, о чём говорилось в последний раз.
Стало так странно… И то, что я должен был записать…
И этот безысходный мрак начала московской зимы, откуда возникли лениво плывущие в позёмке огни. Странен был и сам повод для знакомства с этим человеком.
Месяц назад, будучи в командировке в Чите, увидел ясной морозной ночью золотистый чечевицеобразный предмет, висящий между землёй и луной… Вернувшись в Москву, стал спрашивать всех и каждого, что бы это могло быть. И получил от случайного знакомого телефон, который следовало теперь намертво вычеркнуть.
Словно впервые глядел я на приближающийся островок тепла и света, где уже виднелись силуэты водителя, пассажиров.
Задняя дверь автобуса сломалась в гармошку. Только сейчас я ощутил, насколько окоченели руки. Едва ухватился за поручень, давно приготовленный пятак выпал на мостовую из замёрзших пальцев. По счастью, немногочисленные пассажиры сидели лицом к движению. Можно было проехать и без билета.
Зябко притулившись на заднем сиденье у кассы, я подумал, что и в этом проезде «зайцем» есть нечто смешное, несоизмеримое с приобретённым за сегодняшний вечер.
С того места, где я сидел, скупо освещённый электричеством салон вдруг увиделся трубой, просто трубой на колёсах, отгораживающей от ночной стужи. Затылки пассажиров торчали над спинками сидений, совсем как в самолёте. Который тоже, в сущности, являл собой металлическую трубу с крыльями.
Той же самой трубой с прорезью окошек были и вагоны трамвая.
Троллейбусы.
Железнодорожные составы.
Поезда метро.
Да и сами тоннели метрополитена, в конце концов, — все те же железобетонные трубы, проложенные под землёй.
«Многие, того не подозревая, проживают почти всю жизнь, переходя из трубы в трубу, — подумал я. — Утром с пересадками гонят по трубам на работу, вечером — обратно, чтоб снова проснуться и снова нырнуть в систему труб. Пока не кончится крематорием. Да и там тоже — труба…»
Ощущение тупого, автоматического существования большинства людей, равно как и собственной нескладывающейся, потерявшей смысл жизни, воскрешало привычную боль отчаяния, но сейчас она пресеклась. Будто рывком вернулась в детство, в раннюю юность, когда все — предчувствие тайны и смысла.
Что вернуло? Упование на завтрашнюю долгожданную встречу? Но человек, от которого я сейчас возвращался и с которым успел поделиться своей надеждой, секунды не раздумывая, холодно сказал, что некогда заниматься пустым и опасным делом.
Почему «некогда»? Почему «опасным»? И неужели всегда, во всех случаях оно было обязательно пустым? К тому же возможность получать зарплату, поддерживать благополучие матери, да и собственное — этой проблемы одинокий человек в рваной рубашке, заколотой английской булавкой, к счастью своему, видимо, уже понять был неспособен.
Конечно, по сравнению с тайнами земли и неба все это действительно могло показаться пустым. Хотя, как сказать… Стараться делать людей лучше, нести им свет правды, показать подлинную любовь к стране — разве это пустое?
В конце концов, надо же заниматься реальным делом, как‑нибудь жить.