Читать «Окоянов» онлайн - страница 97

Дмитрий Дивеевский

Седов с разработкой попа явно тянул, и Самошкин стал терять терпение. Бессвязные рассказы Зинаиды о проповедях Лаврентия ему мало что давали. Нужно было солидное подтверждение враждебной деятельности священника.

Дело кончилось тем, что Самошкин созвал бюро уездного комитета и прямо поставил вопрос перед его членами. Заседание протоколировалось, и Семен считал, что таким образом задокументирует неправильную позицию своих товарищей по партии и даст ей ход.

Но лучше бы ничего не протоколировали. После обличительного выступления Самошкина слово неожиданно взял «начальник водокачки», пожилой слесарь Степан Кузин. Он когда-то, еще до переворота, прятал на своей водокачке добытые в Арзамасе революционные брошюрки, распространял их среди своих приятелей, а с приходом советской власти был избран в бюро:

– Что-то я, Сема, тебя не пойму. Какую такую ты цель своим выступлением преследуешь. Чего ты добиваешься. Вроде бы надо так тебя понимать, что священник Лаврентий в Окоянове окончательно распоясался, а Седов с Булаем ему укороту давать не хотят. Так, что ли? Если так, то вот какое мнение я тебе выражу. Каждый меня здесь поддержит.

Дела с организацией советской власти в уезде и правда неважные. Булай Алексей по уезду мечется, комбеды организует, за ТОЗы агитирует, а кулаки его работу к земле гнут. Они в деревне пока хозяева, потому что середняк не больно наши продотряды жалует. В самом Окоянове партия не прирастает. Почему? Потому что ты, Семен Кондратьевич, сиднем сидишь. Дальше депо носу не кажешь. Разъяснительную работу с жителями не ведешь. Деповских токарей вперед себя выпихиваешь. Нашел агитаторов! Они папу с мамой связать не могут. Вот и получается, что у нас про советскую власть агитпоезда рассказывают. И все. Больше никто. Тогда ты, значит, во всех неудачах решил обвинить Лаврентия. Мол, совсем забил попище советскую пропаганду своим опиумом для народа. Нет от него никакого проходу.

Неправда твоя, Семен. У Лаврентия своя парторганизация – в ней трудящейся молодежи уж почти нету. Да и фронтовики к нему, почитай, не ходят. А ты вот скажи, почему они к тебе не идут? Молчишь? Тогда я скажу – не больно зовешь. Видно, что не умеешь, да ведь и учиться не хочешь. Поэтому нечего вину с больной головы на здоровую валить. Седов с Булаем от зари до зари на работе убиваются, пока вы с Зинкой в перинах друг дружку щекочете…

– Ну ты полегче, Кузин, не забывайся…

– Мне забываться нечего. Что думал, то и сказал. А ты послушай, может, польза будет. Поэтому не с Лаврентия, а с тебя начинать надо. Либо ты за работу как надо возмешься, либо мы тебя, голубь, отсюда попросим.

В диалог вмешался Алексей Булай:

– Хватит критику наводить, Степан. Все мы помаленьку этому делу учимся. И Семен Кондратьевич, придет время, одолеет искусство руководителя. А народ за один день не воспитаешь. Со временем поймут люди, какое мы дело задумали. Потянутся к нам. Я так полагаю. Только ты, Семен Кондратьевич, отца Лаврентия не трогай. Его здесь уважают. Он ведь из военных врачей. Большим авторитетом пользуется. Советская власть с этим должна считаться.