Читать «Парень с Сивцева Вражка» онлайн - страница 170

Алексей Кириллович Симонов

Женя растревожился, попросил прочесть еще раз, потом посмотрел на нас восторженно-растерянными глазами и выдохнул: «Гениально! Евгения Самойловна, у вас есть телефон Дэзика? Я должен, должен…» Он уже набирал подсунутый матерью номер телефона. Дэзик, по счастью, оказался дома. «Дэзик! — заорал Женя. — В районном ресторане… только что у Евгении Самойловны… это потрясающе, это так гениально… что… ну не знаю,., я так не умею!»

Из этого его умения восхититься чужим словом возникли все сделанные им в последующие годы антологии. И что бы кто ни говорил, создание их — это культуртрегерский подвиг перед лицом русской поэзии. Стих этот самойловский он в свои «Строфы века» не вставил, забыл, наверное. У этого подвига есть и оборотная сторона. Публикуя свои антологии в розницу, он заодно использует выбранные им стихи поэта как источник собственного вдохновения, непременно присоединяя к приличествующему случаю комментарию в прозе (даты жизни, основные публикации, перекрестки судьбы) две-три собственных строфы. Они всегда уступают по качеству публикуемым стихам поэта, но ведь, как я уже сказал: он в чужих стихах понимает много лучше, чем в собственных, в чем этим способом каждый раз расписывается.

…Я доверху завален, Как сеном молодым машина грузовая.

Поэт — существо со смещенным относительно нормального человека центром тяжести, поэтому никогда нельзя заранее сказать, где он сорвется, что послужит причиной его неадекватного поведения или реакции. Скажем, у Евтушенко есть поразительное свойство: он может писать стихи по вдохновению, а может — на заказ, и никогда нельзя знать заранее, что получится лучше.

К 50-летию моей мамы мы с Борисом Ласкиным и Александром Галичем делали, как теперь бы сказали, аудиокапустник, попросту говоря, у нас был привезенный мной из Индонезии переносной магнитофон, и мы записывали на него как изобретенные и разыгранные сценки, так и специально или неспециально написанные по этому поводу ее друзьями-поэтами стихи. Евтушенко я записывал почему-то в Гослите. «Почему-то» — это потому, что я-то там в то время (1964, декабрь) работал, а как он оказался там — не помню. Сидел он в соседней с нашей, пустой в это время, комнате минут около сорока, вышел измочаленный с листком, на котором не только строчки — буквы разбегались в разные стороны, сказал как-то отстраненно: «Весело не получается», и прочел в квадратик микрофона:

Живу я неустроенно, заморенно, Наивно и бесплодно гомоня.

Я уже приводил это стихотворение в главе о маме, так что второй раз не буду.

Даже при том, что в этом капустнике прозвучала самойловская «Память», с той поры посвященная матери, что там читал специально написанные стихи Володя Корнилов, это стихотворение, а ведь написано-то на заказ, но какое насквозь искреннее, пронзительно-грустное и влюблено-почтительное, остается по сию пору самым дорогим моему сердцу. Евтушенко потом, много лет спустя переписал его у меня после одной моей публикации, но так, кажется, нигде и не напечатал. То ли постеснялся, то ли показалось оно ему слишком коротким, а дописывать смысла не было. Впрочем, вот уже лет двадцать, как я перестал следить за выходящими его книжками, с той поры временного помешательства, когда он стал политиком. Я даже на полное собрание сочинений не подписан. Так что, кто знает, может, он их где-нибудь и напечатал.