Читать «Камушек на ладони. Латышская женская проза» онлайн - страница 3

Интересный аспект контактов латышского народа с другими нациями обозначен в романе А. Заране «Запал» (1997), рассказывающем о взаимоотношениях латгальцев конца XIX — начала XX в. с поляками, которые издавна населяли Латгалию, юго-восточный край Латвии. Различия в бытовых традициях и мировосприятии и взаимная лояльность порождают еще одну форму миропорядка — поле соучастия, равноправия, взаимопонимания в материальном, а также духовном пространстве.

Другую модель самоощущения латыша предлагает А. Бэлс в романе «Латышский лабиринт» (1998), книга в хронологическом, понятийном и идейном плане продолжает два предыдущих романа автора — «Облитые солнцем» (1995) и «Черная мета» (1996). Все они говорят о чувстве безысходности вкупе с глобальным осмыслением мира в сознании латышского народа, начиная с 40-х гг. XX в., однако «Латышский лабиринт» в большей мере проникнут безысходностью, поскольку называет жизнь человека существованием в социальном и даже космическом лабиринте, и все же воспринимается оптимистично, так как в его центре — личность, осознающая в тяжкую минуту и чужую, и свою вину и обреченность, но не сломленная. Эти три романа А. Бэлса, модернистски напряженные и философски насыщенные, говорят о самом существенном в Латвии второй половины XX в., сохраняя характерные для автора особенности писательского почерка: своеобразное восприятие среды, фиксацию тончайших подвижек в подсознании героев и в то же время лаконичное до конспективной плотности повествование.

О том же самом — о трагике столетия, но отраженной в сознании латышки, живущей вне Латвии, рассказывает М. Гутмане в книге «Письма матери» (1998). Это эссе о физической и духовной отторженности от родины, когда исчезают границы между желаемым и воображаемым, между отрешенностью и мечтой, бывшим и невозможным. Единственной стабильной ценностью в мире становится субъект книги — чувствительная, ищущая самовыражения в слове душа, поскольку человек телесно и духовно разлучен с территорией, которая и есть его родина, и он не знает ничего другого, кроме своей души. Родина — это зов неизведанного мира, немотивированное, но неизбывное ощущение причастности и отчаяние от непреодолимости границ.