Читать «До завтра, товарищи» онлайн - страница 42

Мануэл Тиагу

3

Паулу работал допоздна. Возбуждение от первых посещений доверенных ему организаций не давало уснуть. Каждая потерянная минута казалась ему украденной у партии. Он видел напряженный ритм работы остальных. Вспомнилась Роза, худая и изможденная, всю ночь печатавшая листовки; Важ, несгибаемый перед трудностями и лишениями; Рамуш, смеющийся над суровостью жизни. Паулу закончил писать проект в два часа ночи, но, несмотря на это, взялся за прерванное накануне чтение книги Ленина. Нет, нельзя терять времени.

Во двор вышел весь запорошенный мукой Эваришту, хозяин дома. Увидев свет в комнате Паулу, он спросил, не нужно ли чего.

Это был дородный человек, с волосатыми руками и грудью, неожиданно круглым розовым лицом и лоснящейся лысиной. Он держал глиняный кувшин, к рукам налипли куски теста.

— Тебе правда ничего не нужно? — переспросил он.

— Нет, ничего, — ответил Паулу. — Тебе не навредит, что свет горит так поздно?

— Навредит? Почему? Парню, который может обратить внимание (он имел в виду ночного рабочего в пекарне), я найду, что сказать, так что с этим все в порядке. Керосин, конечно, расходуется. Но ведь тебе нужно, потерпим.

Эваришту ушел Паулу снова взялся за книгу. Тяжесть в голове растет, мысли разбегаются в разные стороны. По дому расплывается кисло-сладкий запах теплого хлеба. Этот запах влечет за собой воспоминания о далеком острове, где родился, откуда в двенадцать лет уехал работать в Лиссабон и куда больше не возвращался; об острове, где умерли его отец и мать и о котором остались только детские воспоминания. Запах печеного хлеба (чуть более кислый) был запахом родного дома.

Мать пекла хлеб, она вымешивала тесто, чертила на нем крест, вставляла в середину дольку чеснока и приговаривала:

Марта-кухарка, Иисусова дочь, Встретила Христа, Попросила помочь, Как растет Божья милость Днем и в ночи, Так расти, Хлеб в печи.

Потом она укутывала тесто полотенцем, сверху накладывала все одеяла, что были в доме, а если сомневалась в тесте, то еще и мужнины брюки, вывернутые наизнанку, и принималась разжигать печь сухими ветками. Сам он шел во двор за лопатой и метелкой, подметал в печи, а мать брала чашкой, обсыпанной мукой, порции теста и распределяла по разложенным на лопате листьям. Когда тесто отправлялось на выпечку, мать говорила:

— Шику, — в то время Паулу еще не был Паулу, — разбуди хлебы, мальчик.

Он открывал заслонку и прутиком протыкал дырочки в каждом хлебе:

— Бог тебя будит и открывает глазки. Бог тебя будит и открывает глазки. Бог тебя будит и открывает глазки.

Как все это далеко! И как живо в памяти, разбуженной запахом печеного хлеба! Паулу уже не читает. Голова опускается, падает на руки, очки съезжают на нос.

Однажды (только что испеченный хлеб, накрытый полотенцем, лежал на столе) пришел отец. Он ходил за черным козлом, купленным, чтобы отгонять порчу от коров, и казался усталым после дальней дороги. Против обыкновения он уселся, облокотился на стол, вдыхая горячий запах. Вдруг мать вскрикнула: