Читать «Князь. Записки стукача» онлайн - страница 96

Эдвард Станиславович Радзинский

Я вернулся в Петербург с твердым убеждением, что России в своей внешней политике следует ориентироваться на союз с Германией.

Маша встретила меня истерическими рыданиями:

– Я говорила… я умоляла… я настаивала – не ехать!..

Во время завтрака сказал:

– Мне хочется, чтобы ты назначила своей фрейлиной княгиню Екатерину Долгорукую…

– Ты уверен, что нам было мало той Долгорукой? – беспощадные тонкие губы усмехнулись.

Я промолчал.

– Я согласна, но попрошу тебя уважать во мне Императрицу, даже если ты не можешь уважать во мне женщину!

Раньше двор дружно не любил Императрицу. Теперь все дружно полюбили Машу, называют ее «святой», чтобы… чтобы всем вместе ненавидеть Катю!

Что ж, Сашенька Д. права: сердечная ненависть друг к другу – главная наша черта.

Во всяком случае, днем полковник Кириллов передал мне фразу Шувалова, которую тот посмел сказать Адлербергу:

– Оказалось, мы ехали в Париж из-за нее! Из-за нее рисковали жизнью Государя! Я сотру в порошок эту б…! Клянусь, он с ней расстанется.

Так что… придется расстаться с ним. Но хорош и Кириллов. Как они все любят друг друга. Все то же: «Нам, русским, хлеба не надо. Мы друг друга едим и тем сыты бываем».

Передали вести из Франции. Процесс над злодеем закончен. Я был уверен, что они приговорят его к смертной казни и мне придется сделать необходимый жест милосердия – просить отменить смертную казнь. Но они избавили меня от этого лицемерия. Его адвокат под аплодисменты публики поносил Россию, после чего они приговорили злодея к пожизненному заключению. Газеты радостно пишут, что его наверняка довольно скоро выпустят. Убийцу – выпустят!

Впрочем, выпустят не выпустят, я не люблю Францию.

Мои записки

(Записки князя В-го)

Итак, почти через три года я вернулся из Женевы в Россию. Тетка по-прежнему за меня боялась и отправила меня в деревню.

Помню, я, молодой, веселый, избежав, как считал, опасности, приехал в отцовское имение.

Столетний наш дом стал совсем ветхий… Три патриарха – серебристых тополя, чьи стволы могли охватить только трое слуг (любимый отцовский аттракцион), по-прежнему стояли прямо перед барским домом. Эти его ровесники заботливо загораживали облупившиеся колонны и наш княжеский герб на портике.

В детстве слушал их шелест в тихие ночи и грозный рев в непогоду.

Как я боялся, что ураган или гроза свалят исполинов и подомнут они наш бедный дом. Но ни грозы, ни ураганы не смогли их сокрушить…

(Недавно узнал, что в революцию имение наше разграбили, старый дом разрушили, всё разворовали. Но они по-прежнему стоят, столетние великаны.)

Тогда сразу взбежал на второй этаж. Здесь помещалась моя детская – крохотная комнатка… Все так же стоял мой стол в пятнах чернил, над столом – дурной женский портрет, сделанный крепостным художником… «Твоя мать» – как объяснил мне отец… И я вспомнил его худую руку и то, как он больно держал меня за плечо, будто впивался…

Спустился в кабинет отца. Здесь остался его запах – французского одеколона и коньяка.