Читать «Князь. Записки стукача» онлайн - страница 173

В Аничковом жил Наследник…

Итак, он опять давал мне поручение. Все вернулось на круги своя.

Он позвонил, вошел лже-Кириллов.

– Проводите нашего друга, чтоб он опять не заблудился…

По дороге лже-Кириллов сказал мне ласково:

– А я вас убил бы. Не задумываясь. Чувствую, много бед натворите.

Княгиня Урусова, подруга тетки, была любимицей покойной императрицы-матери. Она бездетна и состарилась при дворе.

В Петербурге исполняла почетную роль, описанную нашими классиками, – непримиримой, ворчливой резонерки. Она держала салон, куда за честь считали являться главные лица Империи. В салоне она резала им в глаза правду-матку. Всех вельмож моложе шестидесяти она звала уменьшительными именами, как своих кучеров. Особенно частыми гостями у нее были высокий, с манерами западного адвоката, Сашка, то бишь премьер-министр Валуев, и невысокий Петька – генерал Черевин.

Генерал Петр Черевин – любимец Наследника, один из немногих преданных ему людей. Он обожал Наследника, будущего «истинно православного царя», и был при нем воистину генералом-денщиком.

Я как-то находился у княгини, когда Петька с восторгом рассказывал о проделках и вкусах Наследника:

– Жидов не любит, но либералов – еще больше… Он либерала Великого князя Михаила и его жену, подозрительную немецкую принцессу, – (ходили слухи, что ее дальний предок – еврейский банкир), – кличет не иначе как Либерзонами, говорит: «Как дела у наших Либерзонов?»

– Боже мой, как он чудно вульгарен, – смеялась княгиня.

Ее отец, князь Петр, был таким же генералом-денщиком при Александре Первом. Конец царствования Александр провел в бесконечных путешествиях, и во всех дальних поездках в карете рядом с ним находился князь. Государь спал на его плече… Когда Император таинственно умер, князь находился при нем. Его много раз пытали насчет смерти Государя, но он всегда обрывал разговоры на эту тему. Вдовствующая императрица прислала ему кровать, на которой умер Государь. И князь, пугая жену, спал до смерти на этой кровати с золотой дощечкой, рассказывающей об августейшей кончине.

Так что Черевин с его бесконечной любовью к Цесаревичу живо напоминал старухе ее покойного отца… Меня она тоже любила, и я ей тоже напоминал – моего отца, в которого она была безумно влюблена в молодости. «К этому шалопаю… – говорила она обо мне, – питаю непростительную слабость, что позволительно выжившей из ума старухе».

Вернувшись домой от Кириллова, я потребовал бутылку вина и велел меня не тревожить. За окном бушевала гроза, лил дождь. Я стоял, прислонившись лбом к холодному стеклу, и пытался унять волнение. В саду было темно, горел только фонарь, в его свете струилась вода… Вдруг из тьмы, из воды появилась черная фигура. Человек огромного роста подошел к моему окну. И рядом с ним в свете фонаря возникла… Сонечка.

Он поднял ее на руки, поставил на плечи. Теперь ее лицо было вровень с моим. Она стукнула в стекло. Я открыл, и она ступила на подоконник.

Я протянул руку, она спрыгнула в комнату.