Читать «Князь. Записки стукача» онлайн - страница 163
Эдвард Станиславович Радзинский
На следующий день я говорил с сыном.
Саша:
– А как тогда с ними бороться, папа? Сейчас этих негодяев хоть что-то останавливает…
И
Министры были также испуганы моим предложением.
После выстрела отменил любимые ежедневные прогулки пешком. Придется ездить в экипаже в сопровождении верховых казаков. Повелел так же выезжать и сыну, и великим князьям. Какой стыд!..
Мне приснилась та виселица. Приговоренный стоял в белом саване под самой петлей… Белый мешок целиком скрывал и тело, и его лицо, и рядом стоймя стоял гроб. Палач подошел к нему как-то слишком близко и заслонил его…
Его уже поставили на «западню», когда из-под балахона выдернулась его рука с нелепо большим револьвером – повисла над головой палача, и раздался выстрел.
И боль, острая боль в сердце… Я проснулся!
Мои записки
Москва, 1919 год
Забавно читать сейчас дневник несчастного царя.
Я, как и он, не понимал, что происходит! Тогда, за тысячи верст от России, чем больше я думал, тем больше рассказанное Мадонной приобретало загадочность. Я вспоминал этого нелепого, жалкого еврея, тем не менее убившего генерал-губернатора! Или Баранникова с товарищем, зарезавших в центре города шефа полиции! И наконец, самое поразительное – покушение на царя… Этот недотепа, который с нескольких шагов не сумел попасть в цель… Да, он недотепа! Но тем не менее пять раз ему дали выстрелить!
Они ведь все дети по сравнению с Кирилловым, о чьем абсолютном умении я знал отлично. Тайные агенты у него и вправду повсюду… Десятки запутавшихся юнцов вроде меня плюс сотни платных и добровольных агентов опутывают страну.
Как же они могли заранее не узнать обо всех этих покушениях, которые готовили, в общем-то, юные недотепы?!
Дело становилось интересным. И мне очень захотелось отправиться в покинутую страну!
Любил ли я родину?.. Любил землю, тополя у нашего дома. Но людей не люблю. И потому стоял вопрос: на чьей стороне мне быть?.. Я ненавидел тех и не мог любить других. Я ненавидел Кириллова и тупую мощь государства – страну татарского кнута… И я презирал забитую покорность народа и привычки рабов. «Люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа!..»
Я не мог любить и этих молодых, не очень образованных глупцов – утопистов, легко проливающих кровь и мечтающих о революции. Что может быть ужаснее революции? Только сама революция! Человек – страшное животное. Мы видим его в укрощенном состоянии, именуемом цивилизацией.
Но революция уничтожает узы порядка. И тогда жестокое, злорадное, беспощадное животное – человек – показывает, кто он есть на самом деле.
Так зачем же ехать? Чтобы очутиться между фронтами глупцов, тупой властью и покорными рабами?.. Догадал же меня черт родиться в России!
И тут наконец я понял, что за лукавая мысль так тянула меня в Россию: «А если быть не с теми и не с другими? Тобой играли и те, и эти. Теперь пришла твоя пора – поиграть с
Я вернулся в Петербург. Столица стала неузнаваемой. Всюду полиция, казаки… Помню, с изумлением наблюдал воскресный проезд Государя в Михайловский Манеж. Карета, окруженная казаками на лошадях, с бешеной скоростью пронеслась по Невскому и завернула на Малую Садовую. Вслед за ним от Аничкова дворца пролетела карета наследника, все так же плотно окруженная казаками.