Читать «Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме» онлайн - страница 268

Сценой на днепровском дне завершался также фильм В. Гончарова «Русачка. Народная драма в 6 сценах с апофеозом» (1910): князь возлежит у ног сидящей на троне русалки-царицы (см.: Великий кинемо. С. 68–69).

Однако первый черновой вариант завершения «Русалки» (далее обозначаемый, как Р1), следующий в набросках к продолжению «Дара» после визита родственника Зины Кострицкого и перед описанием свиданий Федора с проституткой Ивонн, был иной: князь не поддается на призыв русалочки и убегает в лес, где вешается (см. об этом варианте завершения «Русалки»: Дж. Грейсон. Метаморфозы «Дара» // В. В. Набоков: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. Т. 1. С. 596–597). Его последние слова: «О смерть моя! Сгинь, страшная малютка», — после чего следует ремарка: «Убегает». Хор русалок поет о «тени, качающейся в петле». Дж. Грейсон, исследовавшая Р1, обратила внимание на то, что первоначально образ русалочки был иным, более привлекательным и индивидуализированным (Там же. С. 597). Сохранился еще один черновик завершения «Русалки» (Р2), близкий к окончательному тексту, на котором Набоков написал «А. Пушкин», стилизовав характерный пушкинский росчерк (LCNA. Box 13, fol. 29).

Русалочья тема у Набокова возникает уже в ранних стихотворениях «Русалка» (сб. «Горний путь», 1923), «Река» (1923) и в других произведениях (см.: D. B. Johnson. «L'Inconnue de la Seine» and Nabokov's Naiads // Comparative Literature. V. 44, № 1 (1992) P. 225–248; J. Grayson. «Rusalka» and The Person from Porlok // Symbolism and After: Essays on Russian Poetry in Honor of G. Don-chin / Ed. by A. McMillin. L: Bristol Classical Press, 1992. P. 162–185).

А. Бабиков

ЛЕКЦИИ О ДРАМЕ

Дмитрий Набоков

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лекции «Трагедия трагедии» и «Ремесло драматурга» были написаны для курса драматургического мастерства, который Набоков читал в Стэнфорде летом 1941 года. В Америку мы прибыли в мае 1940-го, и, если не считать отдельных выступлений там или здесь в качестве приглашенного лектора, это был первый лекционный курс, прочитанный отцом в американском университете. Стэнфордский курс, помимо прочего, включал в себя обсуждение ряда американских пьес, обзор советского театра и анализ высказываний о драматургии некоторых американских критиков.

Две представленных здесь лекции выбраны в качестве приложения к пьесам Набокова по той причине, что они в сжатом виде содержат многие из основных принципов, которыми он руководствовался при сочинении, чтении и постановке пьес. Читателю следует, однако, помнить, что в позднейшие годы отец мог бы выразить некоторые мысли совсем иначе.

Лекции были частью отпечатаны на машинке, частью написаны от руки, они пестрят поправками, вставками, вычеркиваниями Набокова, изредка описками, а также ссылками на предыдущие и последующие части курса. Я ограничился редактированием, которое представлялось мне необходимым для того, чтобы придать лекциям форму эссе. Если бы Набоков был жив, он, возможно, подверг бы их куда более радикальной хирургической операции. Он мог бы добавить, к примеру, что отвратительные корчи реалистического самоубийства, которые он находит неприемлемыми для сцены (в «Трагедии трагедии»), стали ныне повседневной пищей, предлагаемой телевидением детям, между тем как «взрослые» развлечения давно уже превзошли по части кровопролития Гран-Гиньоль. Он мог бы отметить также, что отказ от главной театральной условности, приводящий к уничтожению иллюзорного барьера, отделяющего сцену от зала, — а он считал «сумасбродными» сами попытки устранить этот барьер, — давно уже стали общим местом: актеры бродят по залу, смешиваясь с публикой; публику приглашают участвовать в действии, а затем исполнители аплодируют ей — странноватый обмен ролями, бывший особым шиком советского театра, где исполнителям надлежало имитировать мизансцены партийных съездов; что понемногу устаревает даже понятие «хэппенинг». Он мог бы отметить, что погоня за оригинальностью ради оригинальности уже привела к нелепым крайностям и что в спонтанном театре царит теперь та же неразбериха, что и в спонтанной музыке, и в спонтанной живописи.