Читать «Вино в потоке образов» онлайн - страница 23

Я так полагаю, Периандр, – сказал он, – что речь на пиру, как вино, должна распределяться не по богатству или знатности, а поровну меж всеми и быть общей, как при народовластии.

Манипуляции

«Человек разумный идет на пир не с тем, чтобы до краев наполнить себя, как пустой сосуд, а с тем, чтобы и пошутить, и посерьезничать, и поговорить, и послушать, что у кого кстати придет на язык, лишь бы это было и другим приятно».

Так говорит Фалес в «Пире семи мудрецов». Пирующие – не просто вместилища для вина; на симпосии не довольствуются одной лишь выпивкой, а сосуды не являются исключительно утилитарными предметами. Смешение вина и воды сопровождается смешением всевозможных удовольствий, приятных для зрения, обоняния, слуха. Симпосию свойственны разнообразие и общая атмосфера игры – игры на ловкость и умение держать равновесие, игры на смекалку и на память, словесные шутки, отнюдь не являющиеся монополией шутов, таких как Филипп в «Пире» Ксенофонта, или комических поэтов, как Аристофан у Платона. На симпосии много играют, свободно переходя от одной затеи к другой. Симпосии можно было бы назвать местом реализации метафор и иллюзий, как поэтических, так и визуальных. Немалое число игр имеет в качестве отправной точки вино – оно перестает быть только напитком, а также сосуды – они становятся игрушками или телами, которыми манипулируют и которые, в свою очередь, могут манипулировать пирующими.

Греческие гончары работают в мастерских вместе с мастерами по терракоте; гончарное ремесло и мелкая пластика соседствуют очень тесно; иногда эти жанры объединяются и дают в результате «фигурные сосуды», которые имеют очень древнюю традицию. Искусство ремесленников позволяет создавать сложные объекты, чье назначение не сводится к функции обычной винной чаши: это скульптурки, хрупкие и часто плохо сохранившиеся.

30. Коринфский фигурный сосуд; ок. 580 г.

Бывают сосуды с сюрпризами. Таков сосуд, изготовленный в Коринфе [30]. Он представляет собой сидящего пузатого человечка, который держит кратер. На спину толстяка накинута шкура пантеры; некоторые считают, что это сатир, но в чертах у него нет ничего гротескного или животного. Единственное, что выходит за рамки нормы, это его полнота. Необычна его поза: он сидит, протянув руки к сосуду, декорированному фризом с изображением всадников, – и как будто собирается выпить его содержимое. Эта композиция наводит на мысль о персонаже, которому не терпится утолить жажду и при этом не очень-то хочется делиться с другими, как это принято на симпосии. На дне кратера расположено отверстие, которое соединяет его с основанием, выполненным в форме круглого полого диска; фигурка тоже пустотелая и также соединена с основанием, так что кратер и туловище толстяка сообщаются между собой; если заполнить кратер жидкостью, то заполнится также и брюшко статуэтки [31]. В спине и на макушке у сидящего человечка две маленькие дырочки, через которые выходит воздух, когда жидкость заполняет туловище. Если наклонить этот фигурный сосуд назад, то все содержимое кратера перельется в туловище толстяка; теперь, если заткнуть отверстия, то доступ воздуха прекратится и жидкость останется запертой в полости, а кратер будет пустым. Если вынуть затычки из отверстий, жидкость под напором воздуха снова наполнит кратер, но будет казаться, что кратер заполняется сам по себе, автоматически. Этот забавный фокус, основанный на законах физики, делает сосуд динамичным. Он напоминает о чудесах Диониса, винных источниках или волшебных кратерах, подобных элидским, которые Павсаний описывает с некоторым скептицизмом: